Фанфик по дораме - Восхождение фениксов/The song of heaven /天堂之歌/(2018)

Ясно.

Я ещё на "Почему я это заметила..." подумала что заметила как яд подсыпал "в бокальчик". Потом пришлось перечитать, оказывается красоту неземную заметила)). Не о том думает девушка))).

Жду продолжение!

Цитата

Она конечно не о том думает, это точно)
Но у нее походу это паттерн поведения такой, тянет ее к "плохишам")
По Лу Синю видно.
Но в данном месте речь не про красоту, она заметила, хотя скорее почувствовала, несоответствие между внешним обликом и тем как он держал чашку. Слишком холодно-целенаправленно, но она не поняла к чему бы это. Так, только ощущение.

По задумке было противоречие на грани ощущений: теплое гостеприимство/холодная точность, хирург. Противоречие. Ничего не объясняющее, но дающее почувствовать диссонанс.

Возможно я плохо прописала это место и нужно уточнить, но я не хотела говорить прямо, хотела оставить только намек на ощущение, как и у нее.
Значит не вышло( Спасибо, что сказала, подумаю как исправить, чтобы было яснее, то, что я хочу.

Сообщение отредактировал DeJavu: Среда, 23 апреля 2025, 07:53:50

DeJavu (Среда, 23 апреля 2025, 07:50:44) писал:

Поняяятно. Тонко.
(я не иронизирую)

Я на самом деле обратила внимание на твоё противопоставление, ещё подумала, "а что тут противоречащего". Не дотумкала, не доощутила. Только моя вина)

DeJavu (Среда, 23 апреля 2025, 07:50:44) писал:

Может быть есть смысл убрать разрыв между абзацами с противопоставлением и "я заметила". А "Он красивый" отделить наоборот.

Цитата

Да, я так и сделаю. Это очевидное решение, видимо глаз у меня "замылился". Спасибо.

Цитата

Не знаю когда это будет. В принципе глава давно написана, потом переписана, и я буду ее ещё долго отшлифовывать. Она вся завязана на логику, а я туплю видимо))) Нужно не торопясь, все продумать и обосновать.

Глава 2. Осмотр


Мягкий шелест ткани возвестил о прибытии новой фигуры, проскользнувшей в комнату, словно призрак. Это был ранее упомянутый уважаемый ректор академии Цинмин, выдающийся учёный, дасюэши¹ Синь Цзыянь. Его глаза светились любопытством и намеком на беспокойство по поводу столь позднего приглашения.

Свет свечей выхватил из полумрака его облик: простое льняное платье блекло-голубого оттенка, свободного кроя, и округлое, немного лукавое лицо с аккуратной бородкой и усами, придававшими ему сходство с учтивым мандарином.

Полуприкрытые тяжёлыми веками, словно бы сонные глаза, однако мгновенно зафиксировали каждую деталь в комнате, выдавая незаурядный ум: спящая неестественно глубоким сном девушка, чашка с остатками чая на столе, принц у окна, скрывающий озабоченность, напряжённая поза Нин Чэна у двери, отсутствие слуг. Ничего лишнего.
«Усыпил. Не в его стиле — обычно предпочитает психологию. Значит, она... особенная».
Губы учёного дрогнули в едва заметной усмешке, но глаза продолжали анализировать гостью:
— Ваше Высочество, вы наконец-то нашли женщину, способную уснуть в вашем присутствии? Или это новый способ демонстрации княжеского гостеприимства?

Его ирония была способом показать понимание нестандартности ситуации и готовность включиться в игру. Он прекрасно осознавал, что снотворное отнюдь не прихоть или каприз принца.

Ректор приблизился к Нин И мягкими шагами кошки, выслеживающей добычу, и спросил уже совсем другим, со смесью тепла и заботы тоном, выдававшим его истинное отношение:
– Ваше Высочество, что привело к нам такого необычного гостя?

Нин Чэн не спускавший глаз со спящей Мо Ли, повернулся к ученому, почтительно поклонился в знак приветствия, и поймав едва заметный разрешающий кивок принца, начал доклад:
— Она появилась из озера, словно водяной дух. В странной одежде. Ткань незнакомая, покрой, которого нет ни в одной из провинций Тяньшэн. Говорит на наречии, похожем на столичное, но с диким акцентом, словно учила наш язык по книгам, но никогда не слышала живой речи. Ведёт себя как перепуганный зверёк. Ни оружия, ни ядов при ней. Утверждает, что «заблудилась», но на много ли вокруг — только наши земли.

— Вот ее одежда. — Нин Чэн жестом указал на мокрый свёрток в углу. Даже в полутьме блестели молнии на куртке — технология, невозможная для их мира. — Ни шелк, ни хлопок. Что-то непонятное. И ещё, при ней было вот это.
Нин Чэн достал из складок своей одежды телефон Мо Ли, и протянул ректору.

Синь Цзыянь приподнял бровь, услышав объяснение Нин Чэна. Его пальцы, тонкие и ухоженные, коснулись подбородка — жест, привычный для учёного, размышляющего над загадкой.
— Водяной дух в шелках провинции Цзяннань? — Он усмехнулся, принимая артефакт из рук телохранителя. — Интересная интерпретация.

Ректор повертел в руках устройство, рассматривая. Его пальцы скользили по стеклу, словно пытаясь прочесть невидимые письмена.

— Пустое... Ни циркуляции Ци, ни следов мастерства. Стекло и металл, но не нефрит. Мёртвое. — Он отложил телефон и взглянул на принца. — Вы вызвали меня не только для оценки стекляшки, надеюсь?

Его глаза, обычно полуприкрытые, теперь сверкали острым интересом.
— Как глубоко мы копаем, Ваше Высочество? — спросил он, переводя взгляд на спящую девушку.

Принц провёл рукой по резной раме окна, будто ощупывая невидимые границы, и на мгновение его пальцы сжались, словно пытаясь удержать незримую нить приличий, которая вот-вот порвётся:
— До дна, брат Цзыянь. До самого дна.
— Вы уверены, Ваше Высочество? — спросил учёный, понимая, что за "дно" имеет в виду принц, и подразумевая своим вопросом, готов ли тот заплатить неизбежную цену, пожертвовав частью своей души, и однако же, уже зная ответ.

— Если бы был другой способ... — Принц не договорил. Его взгляд без слов просил: «Не останавливай меня, даже если тебе страшно. Чтобы спасти большее, иногда приходится стать тем, кого презираешь».

Синь Цзыянь понимающе кивнул, завершая безмолвный обмен мнениями. «Истина не должна требовать жертв... но иногда требует».

Нин Чэн, будто прочитав их мысли, бесшумно закрыл дверь в комнату, загородив её спиной, гарантируя, что никто не нарушит их уединения. Принц кивнул, оценивая предусмотрительность телохранителя. Этикет требовал присутствия служанки при осмотре женщины, но сейчас правила уступили прагматизму: трое мужчин в комнате со спящей девушкой — скандал, но тайна не вырвется наружу.

— Хорошо. Тогда приступим.

Подойдя к дивану и склонившись над девушкой, рассматривая, но не касаясь, Синь Цзыянь поинтересовался у принца:
— Вы усыпили её, чтобы я мог работать без... помех? — Но не дождавшись ответа, обернувшись к Нин И, с иронией добавил. — Или это новый метод сохранить мои седые волосы? Премного благодарен.

— Чтобы она не мешала себе же. Её страх — лучший союзник лжи. Страх рождает ошибки. А мы не можем себе их позволить.
— Вы хотите сохранить её нервы для более важных битв? Мудро. Испуганные птицы рвут сети. Что вы использовали, Ваше Высочество? Это может быть важно.

Нин И достав из рукава флакон, молча передал наставнику. Синь Цзыянь приняв его, понюхал и едва заметно поморщился:
— "Сон ста цикад"? Я так и думал. Дозировка?
— Три капли.
— Три капли? Вы переборщили. Проснется с головной болью. И вопросами. Но не раньше завтрашнего утра. Хорошо, можно спокойно работать.

Синь Цзыянь тяжело вздохнул, проигнорировав правила приличия присел рядом со спящей, и печально констатировал:
— Вы превращаете меня в вора, Ваше Высочество.

При его словах Нин И резко отвернулся к окну, чтобы скрыть, как его скула дёрнулась от спазма — будто слова учёного ударили тростью по больному месту.

Но Синь Цзыянь продолжил, словно и не заметив этого:
— Но лучше я сейчас нарушу её покой, чем завтра её кровь нарушит ваш. Её тайны куда опаснее моих прикосновений. Честь женщины важна, но безопасность династии — священна.

Ректор уговаривал совесть принца, и свою собственную, но его пальцы дрогнули, зависнув над запястьем девушки. За двадцать лет практики ученый никогда не участвовал в подобном, даже ради науки.

— Лучше быть объектом изучения, чем жертвой подозрений. Сон — её союзник. Утром она даже не вспомнит, что её изучали. А мы... мы забудем, как только узнаем правду. Это грязная работа, но мы вымоем руки после.

Синь Цзыянь поднял взгляд на Нин И и ободряюще кивнул, но себя убедить было труднее: «Она сейчас — свиток с зашифрованным посланием. Но... свитки не плачут, когда их разворачивают. Но и я учёный, а не моралист. Я буду бережен, как с редким манускриптом, но страницы всё равно прочту. От начала до конца. И лучше я сейчас, чем Нин Чэн потом».

Нин И кивнул в ответ. Каждый штрих, который найдет Синь Цзыянь, станет камнем на доске его стратегии. И к утру он уже решит, куда поставит следующий ход.

Ученый на мгновение замер, глядя на лицо спящей девушки. «Если бы Да Хуа узнала...» — но мысль оборвалась.

— Позвольте, Ваше Высочество, — начав работу, он словно оставил все сомнения позади. Его движения были клинически точны: пальцы скользнули по запястью девушки и легли на три ключевые точки: цунь, гуань, чи². Минуту царила тишина, прерываемая лишь редким треском свечей.
— Ритм ровный, но... неестественно замедленный. Ваши «Цикады» работают.

Округлое лицо сохраняло учтивую невозмутимость, но глаза, обычно прищуренные, теперь изучали Мо Ли с точностью хирурга. Синь Цзыянь осторожно приподнял веко девушки.
— Зрачки сужены, хотя свет слабый.
Он провёл пальцем по ладони, наблюдая за рефлекторным сжатием пальцев.
— И реакция замедлена. Но это все те же "Цикады".

Ректор кивнул, продолжая осмотр. Его руки, привыкшие к свиткам, теперь изучали её ладони:
— Посмотрите, — учёный развернул их к свету, обнажив гладкие подушечки пальцев. — Ни мозолей, ни следов труда. Кожа мягкая, как у аристократки, но даже у знатных дам есть метки от вышивания. Она же ни иглы, ни кисти в руках не держала. Тем более меча. — пробормотал он, вращая её ладонь. — А эти ногти... — Он провёл по её аккуратно подстриженной кутикуле. — Ни единой заусеницы, подрезаны с хирургической точностью, и они словно перламутр, шлифованный годами. Это работа прислуги высшего света.— Он резко повернулся к принцу. — Она не крестьянка. Даже не служанка. Необычная текстура кожи... Следы ухода, недоступные простолюдинам.

— Но аристократки не купаются в озёрах в полночь, — буркнул Нин Чэн у двери, не сводя глаз с коридора.

Синь Цзыянь проигнорировал его реплику и закатал рукава ее ханьфу, изучая кожу на запястьях.
— Ни следов оков. Ни травм... Не рабыня.

Закончив, ректор аккуратно опустил рукава Мо Ли, соблюдая приличия даже в отсутствие свидетелей. Его движения напоминали врача, а не дознавателя — плавные, почти отеческие, но глаза сканировали каждую деталь. Он склонился над спящей, не обращая внимания на мокрые пятна от её волос на шелковых подушках, его пальцы скользнули вдоль линии челюсти, проверяя отсутствие масок, спустились на шею, осторожно ощупали линию ключицы, затем остановились на локте.

Принц молча наблюдал, как учёный нажимает на точки вдоль предплечья, отмечая рефлекторные подёргивания мышц.
— Её реакции замедлены, — пробормотал Синь Цзыянь, — но не из-за болезни. Скорее... тело сопротивляется сну. Спина прямая, как у танцовщицы, но мышцы слабые. Её не учили ни носить воду, ни кланяться.

Учёный аккуратно двумя пальцами приподнял подбородок девушки, изучая ее лицо.
— Кожа гладкая, и ухоженная как у ребёнка из знатного рода. Но нет следов пудры с белилами, и ароматических масел. Не куртизанка. И слишком бледна для тех, кто работает под солнцем. Но нет и признаков чахотки.

Синь Цзыянь аккуратно оттянул край губы Мо Ли, словно открывая страницу манускрипта.
— Зубы ровные и белее жемчуга. — Его голос дрогнул от изумления. — Да вы, оказывается, драгоценность, а не гостья. Явно выросла в достатке. Судя по всему ее кормили лучше, чем императорских детей.

Он бросил быстрый взгляд через плечо на Нин И, уголки губ дрогнули в намёке на улыбку:
— Простите Ваше Высочество, вас я вижу тоже неплохо кормили.

Нин Чэн у двери сдержанно фыркнул. Принц же лишь поднял бровь, позволяя учёному продолжать.

Взгляд того скользнул к странно собранным волосам девушки — ни шпилек, ни лент, лишь чёрная полоска, напоминающая ремешок для лука, но миниатюрный и гибкий. Синь Цзыянь аккуратно снял её, и тяжёлые влажные пряди рассыпались по подушке, словно шёлк, обработанный неведомым мастером.

Ученый поднёс резинку к свету, растягивая её словно пытаясь разгадать секрет её эластичности, но тщетно.
— Гибкая, как змеиная кожа, но без чешуи. — пробормотал он, вращая странный предмет. Материал был упругим, незнакомым. — Любопытно...

Он убрал его в рукав, как артефакт для дальнейшего изучения, а затем его взгляд переметнулся к волосам Мо Ли, лежавшим неровными волнами.
— Волосы коротковаты для девицы, — заметил он, сравнивая длину с традиционными стандартами. — Ни знатная женщина, ни служанка не позволят себе такого. Разве что... — Глаза учёного сузились. — Разве что она из тех, кто бежал от рабства, срезая косы. Но кожа чересчур чиста для беглянки.
Его пальцы машинально провели по прядям, оценивая структуру.
— Слишком лёгкие... Без следов масла. Как будто их мыли родниковой водой.

Он замер, внезапно ощутив знакомое щемящее чувство — так он часто перебирал волосы жены, наслаждаясь ароматом жасминового масла, что сам ей дарил. Но здесь... здесь запах был иным.

Он приблизил лицо, и его ноздри дрогнули от чужого аромата, с примесью знакомой озёрной сырости.
Запах напомнил ему цветение персиковых садов, но с горьковатой изысканностью, как будто в букет вплели лепестки пионов, опалённые солнцем. Сладкие ноты абрикоса и мандарина витали поверх холодного шлейфа — словно морозный ветер пронзил цветущий сад мечом, заточенным в горах Куньлунь. Ни один смертный не создал бы такой дисгармонии. Но нет... Это... гармония, которой не должно быть.
— Как будто её окунули в зелье из другого мира. — Потрясённо прошептал ректор, и замер, осознав, что шутит всерьёз.

Нин Чэн у двери хмыкнул:
— Может, и правда зелье?
— Нет, — резко оборвал его Синь Цзыянь. — Зелья пахнут другими травами, а это...

Он вдохнул глубже, закрыв глаза, как делал это тысячу раз, разбирая ароматы для Да Хуа. Его ум, вышколенный годами опыта, раскладывал запах на слои:
— Мандарин... но с горьковатой остротой незрелой кожуры. Как те заморские плоды, что привозят купцы с Южных морей. Цветение пионов в императорском саду, но с терпкой нотой, словно в вино добавили растёртых абрикосовых косточек. — Его пальцы машинально потянулись к пряди, как он часто делал с волосами Да Хуа, но остановились в сантиметре. — И что-то... холодное. Как туман над утренним озером.
Его брови поползли вверх.
— Основа... мускус? Нет, не тот грубый shèxiāng, что добывают из кабарги. Это... словно тень мускуса, лишённая животной силы. Чистый, как снег с гор... и такой же безжизненный.
Он резко отстранился, будто обжёгшись.
— Ни один парфюмер Тяньшэн не смешает такое.

Принц, наблюдавший молча, едва заметно улыбнулся:
— От ваших рук, брат Цзыянь, теперь будет пахнуть не только жасмином.
Учёный дёрнулся, словно его поймали на краже свитков, вспомнив, как Нин И как-то заметил, что от его рук пахнет Да Хуа. Теперь же он чуял на своих пальцах чужой аромат — совершенный, но пугающий в своей искусственности. Но через мгновение он взял себя в руки и парировал:
— Этот запах... Будьте осторожны, Ваше Высочество. То, что легко входит в ноздри, не всегда легко выходит из сердца.
Но принца оказалось не так легко сбить с толку:
— Брат Цзыянь, неужто ревнуете? От её волос пахнет... интереснее, чем от ваших рук.
Учёный обернулся, глаза сузились:
— Вы бы предпочли, чтобы я пах «интересно», Ваше Высочество?
— Лишь бы вы не пахли ревностью. Она портит даже османтус.
Ректор выпрямился, лицо стало непроницаемым:
— Я всего лишь сравниваю ароматы, Ваше Высочество. Как вы когда-то заметили — в этом я стал экспертом.
— Как и во многих других вещах, — примиряюще признал Нин И, чуть наклонив голову, и едва заметно улыбаясь.

Синь Цзыянь фыркнул и повернулся к девушке. До этого он изучал её руки, зубы, кожу — всё кричало о знатном происхождении, но... чтобы окончательно убедиться, оставалось проверить ещё кое-что.

Ученый переместился ближе к стопам Мо Ли и замер, бросив на принца молчаливый взгляд запрашивающий разрешение³. Тот понял его без слов и лишь едва заметно кивнул в ответ. Пальцы Синь Цзыяня зависли над белоснежными носками, в которые переобули промокшую Мо Ли служанки.
Ему вспомнились строки из «Записей о женских добродетелях»: «Стопы — врата души, открытые лишь супругу». Даже врачи осматривали ноги женщин через шёлковую ширму, чтобы не осквернить их целомудрие. Но здесь не было ширмы, не было согласия — только сон, глухой как смерть, и принц, чей взгляд требовал продолжать.

Синь Цзыянь осторожно стянул с её ног хлопковые носки, и комната замерла, а бровь ученого дрогнула, словно он обнаружил опечатку в священном тексте. Нин Чэн дёрнулся, но принц лишь поднял руку, останавливая его порыв.

— Ваше Высочество, — ректор повернул стопу девушки к свету, обнажив гладкую подошву и ровные пальцы, — вы когда-нибудь видели аристократку с ногами крестьянки? Или крестьянку с кожей новорождённой?

Нин И подошёл ближе, тень от его фигуры накрыла Мо Ли, словно вуаль. Его глаза сузились — он изучал не тело, а головоломку.
— Простолюдинка? — голос звучал как риторический вопрос.
— Смотрите. — Синь Цзыянь провёл пальцем по пятке. — Ни трещин, ни загрубевшей кожи. Она не ходила босиком по рисовым полям. Не носила грубую обувь.
— Стопы как у ребёнка — мягкие, пальцы ровные. Ни бинтов, ни переломов, ни искривлений. — Он наклонился, изучая пальцы. — Суставы подвижны, но нет гипертрофии от поз лотоса. И она никогда не сидела на церемониях часами. Вы что, князь, нашли дочь горного духа?

Принц молча взял её стопу в ладонь. Пальцы Мо Ли, ровные и розовые, лежали без единого изъяна. Кожа была гладкой, но не рафинированной — и никаких рубцов от бинтов, ни намёка на деформацию. Даже у служанок, никогда не носивших «лотосовые туфли⁴», были мозоли. А эта... Словно её ноги никогда не знали земли.
— Лотосовая ножка... — прошептал учёный, касаясь свода стопы. — Только без лотоса.
Нин И нахмурился:
— Объяснись.
— У аристократок кости сломаны здесь, — Синь Цзыянь провёл ногтем по линии воображаемого бинта. — Их стопы — уродливые бутоны. У неё же... совершенная деформация. — Он поднял голову, глаза сузились. — То есть отсутствие деформации.
— Может, она из племён западных гор? Там, говорят, женщины не бинтуют ноги.
— И там же они пашут поля с детства, — Синь Цзыянь провёл пальцем по её пятке. — Похоже на то, что она пахала хоть день?

Нин И аккуратно опустил ногу девушки, его голос стал жёстче:
— Варианты?
— Первый: она призрак. Но пульс есть. Второй: возможно, она рождена в знатной семье, но от наложницы простолюдинки. Но это не объясняет всех странностей. — Синь Цзыянь поднялся, вытирая руки льняным платком. — Третий... — Он посмотрел на телефон, лежавший в углу. — Она не из Тяньшэн. У нее зубы — как у императорской дочери. А ноги... — Учёный замер, собирая мысли в единую цепь. — Ноги слишком совершенные для любой женщины Тяньшэн. — Синь Цзыянь выдержал паузу, придавая словам вес. — Даже в легендах о затерянных царствах нет рас, отвергающих бинтование, но сохраняющих утончённость. Словно её тело создали вчера... или она пришла из завтра.

Нин Чэн, стоявший у двери, скептически хмыкнул:
— Если она из будущего, может, знает, где я потерял свой кинжал? А то ищу с прошлой луны.

Принц нахмурился. Факты складывались в узор, который не повторял ни один знакомый орнамент. Он провёл рукой по резной спинке кресла, собирая мысли в чёткие тезисы:
— Не аристократка. Не крестьянка. Не куртизанка. Не воин... Тогда что?

Синь Цзыянь накрыл стопы Мо Ли покрывалом, словно музейный экспонат. Жест был почти уважительным. Его «сонные» глаза внезапно вспыхнули, как угли под пеплом.
— Она... вне касты. Человек-зеркало. Отражает черты многих сословий, но не принадлежит ни одному. Как лист, упавший между страницами истории. Живой парадокс.
— Парадоксы опасны. Они нарушают порядок.
— Зато они честны. — Синь Цзыянь улыбнулся. — Вывод? Она не шпион. Шпиона готовят под класс — мозоли подделать, речь подстроить. А она... — он махнул рукой в её сторону, — Она даже не пытается быть кем-то. Она просто есть.

Он резко поднял голову:
— Князь, вы понимаете, что это значит? Она не только вне касты. Она вне логики. Её тело — свиок, на котором не писались правила нашего мира.
— Вне логики лишь твои фантазии, — Нин И усмехнулся. — Ты слишком много читаешь мифов, брат Цзыянь.
— Если опираться строго на факты, ее история о "заблудившейся", единственное, что ещё не опровергнуто, — заключил Синь Цзыянь. — Но если она не лжёт, то откуда она? Из мира, где женщины не калечат себя ради мужских взглядов? Где здоровье ценят выше, чем размер стопы? — Его голос дрогнул, впервые за вечер выдав волнение.

Нин Чэн перебил:
— Или из места, где всё это есть, но её семья сошла с ума?
— Нет, — Синь Цзыянь взглянул на свёрток с одеждой Мо Ли. — Её мир... другой.
— Возможно тот, где калечат иначе, — отрезал Нин И. — Либо, что более вероятно, перед нами гениальная мистификация.
— Нельзя исключать и такую возможность, — согласился учёный. — Но если
это мистификация — то тот, кто её создал, потратил десятилетия, и должен был располагать императорскими ресурсами, чтобы вырастить идеальную куклу только ради того, чтобы она утонула в озере и попала к вам. Зачем? Слишком абсурдно... Если это ловушка — то гениальная в своей глупости. — голос Синь Цзыяня звучал почти восхищённо. – И я даже не знаю, кто мог бы быть настолько умён. Наследник? — он покачал головой. — Нет. Кто-то из клана Чан?

Нин Чэн подал реплику от двери:
— Клан Чан убивает тихо. Зачем им девушка, которая бултыхается в озере и орёт о «квантовой физике»?
— Но в любом случае, Ваше Высочество, позвольте закончить осмотр. Потребуется полный доступ. Мы и так уже зашли слишком далеко, нет смысла останавливаться на полпути. Кто знает, что ещё скрывает ее тело?

Нин И молча кивнул и отвернулся. Синь Цзыянь наклонился над девушкой, развязывая пояс ее ханьфу, и тихо прошептал: «Простите, госпожа. Во имя науки» — зная, что она не услышит.

Он продолжил осмотр со скрупулёзной тщательностью, словно разгадывая шифр на пергаменте плоти. Нин Чэн, прислонившись к двери, следил за каждым движением.
Синь Цзыянь откинул полу ханьфу, обнажив её лодыжку. Нин Чэн напрягся, но учёный лишь провёл пальцем по гладкой коже. Его пальцы скользнули по икрам выше, отметив отсутствие следов укусов или старых ран, поднялись к коленям — идеальным, как полированный нефрит.

— Ни шрамов, ни родимых пятен... Кожа без следов оспы. Тело, словно только что вылепленное из фарфора, — пробормотал он, но голос дрогнул, внезапно сорвавшись, когда взгляд учёного упал на правый бок.

Там, чуть ниже линии талии, выделялся тонкий как нить, и идеально ровный шрам, бледный, аккуратный, будто нанесённый рукой божества-хирурга из легенд о Бянь Цяо. Синь Цзыянь замер, веки дёрнулись, словно перед ним материализовалась древняя руна.

Нин И отреагировав на внезапно замолчавшего ректора, не поворачиваясь, спросил:
— Вы нашли то, что искали?
— Нет. — Учёный поднялся. — Я нашёл то, чего не искал. Ваше Высочество... — он провёл подушечкой пальца вдоль рубца, ощущая его неестественную гладкость. — Видели ли вы когда-нибудь рану, зажившую словно улыбка Будды?

Принц шагнул ближе. Шрам напоминал след от удара тончайшего клинка, но без рваных краёв, без воспалённого ореола.

— Это не от ножа, не от меча... Это след мастерства, превосходящего наше. Как будто вскрывали... но зачем? Кто-то разрезал её, как ткань, и сшил обратно нитями, тоньше волоса. Рана заживала в чистоте, с применением средств, недоступных даже императорским лекарям. Ни рубцов, ни нагноений.
— Что ещё? — спросил Нин И.
— Она кричала, когда это сделали. Или... Или её мир позволяет лечить без боли.
Шрам мерцал в свете свечей, словно насмехаясь над их пониманием медицины.
— Ваше Высочество, её тело — карта неизвестного. Шрамы говорят о лечении, которого мы не знаем. Она не из Тяньшэн. И не из соседних царств. Возможно... из места, где медицина опережает нашу на столетия.

Нин Чэн неохотно протянул:
— Она... говорила о "другом времени“ и "другом мире". Упоминала "железных птиц“ и... квантовую физику. Не знаю, что это, но её слова звучали как бред, пока вы не нашли это. Впрочем, они и сейчас звучат как бред. — упрямо добавил он.

Синь Цзыянь повернулся к Нин Чэну, его глаза сузились, словно он пытался сложить пазл из разрозненных фактов:
— «Железные птицы»... Возможно это метафора для механизмов, летающих как цикады, но из металла, а «квантовая физика»... Возможно, это их название для наук, что позволяют резать плоть без боли и создавать такие шрамы. Её бред теперь пахнет меньше безумием и больше... неизученной истиной.

Взгляд Нин И скользнул с телефона лежащего на столе на шрам:
— Вы верите в её сказки?

Синь Цзыянь задумчиво ответил:
— Верить — удел монахов. Я лишь вижу, что её слова частично совпадают с уликами. «Железные птицы» — могут быть механизмами её мира. «Квантовая физика» — их медициной. А этот шрам... их мастерство. Сказки редко оставляют такие следы. Она либо величайшая актриса империи и перед нами гениальная мистификация... — он сделал паузу, встречая взгляд Нин И, — ...либо то, во что вы не хотите верить, и живое доказательство, что наши представления о мире слепы.

— Вера, как ты и говоришь, привилегия монахов. А я — игрок⁵ в вэйци. — усмехнулся Нин И.
— Но в любом случае, ваш ход должен быть таким же точным, как её шрам. Она — артефакт, и либо величайшая удача, либо катастрофа. Обращайтесь осторожно, но изучайте без жалости.
— Ты считаешь её угрозой?
— Опасность и возможность — две стороны одного меча. А всё неизвестное — угроза, пока не доказано обратное. Но её ценность в том, что она — живая карта мира, которого мы не понимаем. Уничтожить её — всё равно что сжечь библиотеку.

Синь Цзыянь прикрыл девушку покрывалом, стараясь не нарушить складки одежды, будто боялся разбудить её стыд.
— Простите, — пробормотал он, обращаясь к её спящей фигуре. — Наука редко бывает учтива. А честь — роскошь для тех, кто не играет с судьбами империй.
Свечи дрогнули, отбрасывая тени-великаны на стены. Синь Цзыянь выпрямился, его тень слилась с силуэтом принца, образуя химеру из света и долга.

— Нужны ещё тесты, — прошептал учёный, доставая из складок одежды, и разворачивая шёлковый футляр с иглами, каждая из которых была помечена иероглифами. — Если разрешите...

Нин И кивнул. Его взгляд упал на лицо Мо Ли — теперь, без паники, оно напоминало фарфоровую куклу из Западных земель. Совершенную, но чужую.

Синь Цзыянь склонился над спящей:
— Её тело реагирует не так, как должно. Даже под «Сном ста цикад» рефлексы должны быть живее. Если её ци нарушена — это может быть ключом. Проверю кровь, и реакцию на стимуляцию точки Хэ-гу⁶. Это покажет, насколько её ци схожа с нашей. Если ци откликнется иначе — мы получим ответ.

Игла вошла в точку на тыльной стороне ладони. Тело Мо Ли дрогнуло, как струна, её пальцы непроизвольно сжались, но Синь Цзыянь уже вытащил остриё, наблюдая, как капля крови краснеет на металле.
— Реакция сохранена... Но слишком замедленная. Не отравлена. Но вы переборщили со снотворным, как я и говорил. И её Ци... даже я чувствую дисбаланс.

Он замолчал, внезапно сжав веки. Его собственные меридианы, отточенные десятилетиями медитаций, дрогнули, встретив хаос. Он обернулся к принцу, его голос потерял наставническую мягкость.
— Ваше Высочество, вам стоит ощутить это самому. Ваша кровь жило́ дала вам острейший инструмент и разглядит то, что скрыто от остальных.

Приглашение нарушить приличия повисло в воздухе. Но Синь Цзыянь уже отступил, давая место принцу, его глаза говорили: «Этикет — для придворных. Истина — для нас».

Принц молча подошёл. Взгляд Нин И был сосредоточен на спящей девушке, лежащей перед ним. Её черты лица были плавными и нежными, а волосы рассыпались в причёске казавшейся несколько странной для этих мест. Он уже отдаленно чувствовал вибрацию её Ци раньше, но сейчас его пальцы легли на её запястье на точку цунь-коу⁷ и мир сузился до тонких нитей энергии, сплетавшихся под кожей. Его лицо осталось бесстрастным, но бровь дрогнула.

«Дасюэши Синь всегда прав...» — мелькнуло у Нин Чэна, подмечавшего каждый, даже едва уловимый жест принца.

«Её Ци металось, как пойманная птица — хаотично, но... странно плотно».
Не беспорядочные всплески простолюдинки, но и не упорядоченные волны знати или воинов. «Болезнь? — подумал он. — Или особый вид тренировки?»

Синь Цзыянь, отступивший на шаг, не сводил глаз с принца. Его обычно бесстрастное лицо отражало редкое волнение — это был не просто эксперимент, а столкновение с неизведанным.

— Нин Чэн. Проветри комнату. Запах озера мешает, — приказал принц, не отрываясь от ритма под кожей девушки.
Телохранитель распахнул окно, впустив шепот ночи.

«Ци рвалось изнутри, словно тысяча шелкопрядов грызли коконы... Не хаос... Сопротивление», — понял Нин И. Будто её тело боролось с самой природой этого мира.

Он отдёрнул руку словно обжёгшись. Слишком много вопросов. Слишком мало ответов.

— Она не больна, — выдохнул принц. — Но её энергия... будто тысяча мастеров цигуна пытались перекроить её меридианы, и все — разными путями. Всё на месте, но ни одна деталь не на своём месте.

Нин Чэн у двери хмыкнул:
— Значит, допрос отменяется?
— Нет, — Синь Цзыянь приподнял бровь. — Но теперь мы знаем, какими должны быть вопросы.

Нин И подойдя к окну откинул шелковый полог, впуская в комнату лунный свет.
«Интересно, — подумал Нин Чэн, глядя, как луна рисует тени на лице девушки, — кем ты была до того, как стать проблемой?»

Синь Цзыянь бросил взгляд на мокрый свёрток в углу. Запах тины и сырости смешивался с ароматом благовоний пропитавших комнату, напоминая о странности происходящего.
— Нин Чэн, — кивнул учёный в сторону угла, — принесите её одежду. Пусть даже мокрая — она расскажет не меньше, чем её тело.

Телохранитель молча выполнил приказ, бросив свёрток на стол так, что молния на куртке блеснула в свете свечей.

Ректор развернул свёрток и разложил на столе джинсы, свитер, кроссовки и куртку. Пальцы учёного скользнули по ткани. Он поднес к свету молнию и тщательно вглядываясь, подытожил:
— Каждый зубчик словно выкован миниатюрным кузнецом.

С любопытством алхимика он щёлкнул металлической кнопкой, и звук, как удар меча о щит, разрезал тишину. — У нас такую технологию спрятали бы в императорской сокровищнице. — Учёный провел рукой по влажному свитеру. — Швы идеальны. Ни одной нити наружу. Так шьют только императорские портные. И никаких знаков принадлежности к клану. Ткань, что не мнется. Необычная, но не благородная. Странный выбор, если она действительно важная особа.

— Посмотрите, — он поднёс к свече край свитера, и все замерли, наблюдая, как пламя лижет ткань. — Не горит, а плавится... Это не лён, не шерсть. Даже не паучий шёлк из легенд. Это... словно смола, но гибкая. — Он потрогал остывший комок, удивлённо подняв бровь. — Как они это создали?

Нин Чэн взял в руки кроссовок, сжал подошву. — Упругая, как живая. Материал эластичен, как кожа змеи. Дороже шёлка. — И перебирая пояс на джинсах спросил. — Стальные заклёпки. Зачем не воину металл на одежде? Всё это только добавляет вопросов.
— А ответы лишь там, откуда она пришла. — пробурчал учёный уже крутя в руках телефон, и пытаясь найти хоть один знакомый элемент.

— Я не верю ни в "другие миры", ни в "другое время", — парировал Нин И с лёгкой насмешкой. — Но мы продолжим наблюдать.
— И это «мёртвое»... — Синь Цзыянь ответил ему, и тщетно нажимая на единственную кнопку. — ...может оказаться ключом. Но разбирать его сейчас — всё равно что жечь свитки, чтобы прочесть пепел. Дождёмся утра. Пусть она сама объяснит, как это работает.

Синь Цзыянь бросил взгляд на спящую Мо Ли.
— Завтра она проснётся с головной болью, но без воспоминаний. А вы... вы получите выбор: сделать её пешкой, союзником или жертвой. — В его голосе зазвучал интерес. — Как вы намерены с ней поступить, князь? Артефакты изучают, птиц — выпускают, а людей...
— А людей слушают, — в том же тоне продолжил Нин И. — Даже если их песни звучат на чужом языке.

Синь Цзыянь усмехнулся:
— Тогда советую выучить несколько фраз.
Принц повернулся к Синь Цзыяню, вернув усмешку:
— Для этого у меня есть вы. Я хочу, чтобы вы позаботились о ней завтра, мой друг. Узнайте ее происхождение, ее цель, ее намерения. Если она представляет угрозу, раскройте ее. Если же она невинна, то мы сможем использовать ее. Начните допрос.
— Методы?
Нин И глядя на луну в окне задумчиво ответил:
— Сначала — чай и вежливость. Если не оценит… Напомните, что у меня нет времени на упрямство. Но не переусердствуйте. Она... интересна. Слишком чиста для шпиона. Слишком глупа для убийцы.
Нин Чэн тихо возразил:
— Или гениальна в притворстве.
Нин И покачал головой:
— Если это шпионаж — то худший из возможных. Заслать девушку без подготовки, в непонятной одежде, с бесполезным артефактом? Слишком глупо.
Нин Чэн нахмурился:
— Смотря какие цели они преследовали. Мы же оставляем ее здесь. Может им того и надо?
— Я видел её глаза, Нин Чэн. Это не страх шпиона. Это страх ребёнка, потерявшегося в лесу.
Синь Цзыянь усмехнулся:
— Вы говорите, как романтик, Ваше Высочество. Но допустим, она чиста. Вы предлагаете выковать из неё оружие? Рискованно. Но... В этом определенно что-то есть...
— Об этом пока рано говорить. — Принц повернулся к телохранителю. — Нин Чэн, поставь охрану у озера.
— Будет сделано.
— Она не должна выходить за пределы поместья, ни под каким предлогом.
И никто не должен знать о ее существовании.
— Слуги уже предупреждены. Слух о ней не выйдет за стены. А саму девушку?
— Пока что — в западный павильон. С охраной из твоих людей. Пусть отоспится. Завтра сама расскажет, кто она...
— Вы слишком мягки, Ваше Высочество. — пробурчал Нин Чэн.
— Мягок? — Нин И улыбнулся, поправляя рукав с вышитым дурманом. — Я просто экономлю силы. Завтра вы узнаете её тайны... или она узнает, что у моего милосердия есть границы. Его глаза сверкнули холодным расчетом шахматиста, обдумывающего свой следующий ход.

Бросив последний взгляд на спящую девушку, ректор и Нин И покинули комнату, предоставив телохранителю решать практические вопросы.

Остановившись в коридоре, Синь Цзыянь положил принцу руку на плечо, и мягко произнес:
— Если бы её осматривали служанки, они нашли бы меньше, но рассказали бы больше. Вы выбрали тишину, и это был правильный выбор.
— Правильный? — Нин И усмехнулся. — Нет. Но необходимый. Да и выбора не было. — Принц провёл рукой по лицу, словно стирая маску холодного правителя. — Только цена.

Он знал, что этот случай останется в его памяти как рубеж. Рубеж, который он поклялся не переступать без веской причины. Его положение и статус были не только привилегией, но и оковами долга. И сегодня эти оковы сжимались больнее обычного.


---



¹ – Дасюэши (大学士, Dàxuéshì) ( букв. «Великий учёный») — высший придворный титул в имперском Китае, присваиваемый чиновникам формировавшим костяк имперской администрации, и бывшими ближайшими советниками императора. Обладали властью, сравнимой с современными премьер-министрами, но напрямую подчинялись императору.

Ключевые функции:
Помощь в составлении и редактировании императорских указов.
Анализ докладов чиновников и подготовка резолюций.
Участие в принятии стратегических решений (налоги, военные кампании).

² – Цунь, гуань, чи (寸、關、尺, cùn, guān, chǐ) — три ключевые точки на запястье, используемые в традиционной китайской медицине (ТКМ) для пульсовой диагностики. Расположены вдоль лучевой артерии.
По канонам ТКМ, характер пульса в этих точках помогает определить дисбаланс энергии «ци» и диагностировать болезни.

³ – В Минском Китае женские стопы считались интимной зоной — их бинтовали с детства, скрывая даже от мужей. Осмотр стоп мужчиной приравнивался к потере чести, потому Синь Цзыянь и Нин И нарушают не просто этикет, а священный запрет, рискуя репутацией ради разгадки тайны Мо Ли.

⁴ – Лотосовые туфли (蓮花鞋, liánhuā xié) — изящная обувь, создававшаяся для женщин с бинтованными ногами, практики, распространённой в Китае с X до начала XX века. Бинтование ног вызывало сильные деформации и проблемы со здоровьем, но считалось признаком красоты и статуса.

Туфли имели крошечный размер (10–15 см), форма напоминала бутон лотоса — символ чистоты и утончённости. Шились из шёлка или парчи, украшались вышивкой (цветы, фениксы).
Бинтование ног начиналось в 4–6 лет, деформируя стопу для соответствия идеалу «золотого лотоса»
Ношение таких туфель указывало на высокий статус: они были недоступны крестьянкам и служанкам, чьи ноги оставались естественными.

⁵ – У Нин И «И» (弈) означает «игра». Он игрок, которому суждено всю жизнь провести в борьбе. Здесь он делает отсылку к своему имени.

⁶ – Хэ-гу (合谷, hé gǔ) — одна из ключевых акупунктурных точек в традиционной китайской медицине, расположенная на тыльной стороне ладони между большим и указательным пальцами. Считается, что стимуляция точки регулирует поток энергии «ци» и «очищает жар».

⁷ – Цунь-коу (寸口, cùn kǒu) — общее название зоны пульсовой диагностики, включающей в себя три точки: цунь, гуань и чи.

Сообщение отредактировал DeJavu: Понедельник, 28 апреля 2025, 11:09:29

Прочитала.

Цитата

пошляк

Я догадываюсь, как НинИ переборщил с дозой. Он то рассчитывал, что девушка сделает маааленький глоточек. А она не "как птичка", выдула всю чашку.)

Если бы осмотр проводили женщины, их бы в первую очередь интересовал возраст, семейное положение, рожала/не рожала. А у мужиков упор на ухоженность и шпионство.

Не очень понятно с освещением. Луна из окна даёт света больше чем свечи в комнате?

Сообщение отредактировал kuvshinka: Понедельник, 28 апреля 2025, 07:39:07

Цитата

Ты вот из-за этого места спрашиваешь?

Цитата

Нет, от луны не больше света. Это не связанные действия.
Или ты имеешь в виду, что теней на лице не было бы?
Это мне в голову как-то не пришло.

Цитата

Ага
Но Нин И ему потом немного отомстил подколов запахом от рук.

Цитата

Точно Потому и третью каплю поколебавшись добавил)
А потом такой: "А так можно было"?

DeJavu (Понедельник, 28 апреля 2025, 08:04:00) писал:

Из-за этого места, и ещё из-за

Цитата

DeJavu (Понедельник, 28 апреля 2025, 08:04:00) писал:

Я про тени не думала, только про то как они в принципе со свечами там мучались, а отдёргивание штор бы ни разу не помогло.

Цитата

Хм, возможно лучше заменить на "свет свечей". Спасибо. Такие детали ускользают при многократном перечитывании, замыливаются.