XIII «Письмо»
Два ласковых карих глаза огромного пса задумчиво и внимательно смотрели на Джоанну, будто желая угадать причину ее грусти. В ответ на этот участливый, преданный взгляд она почесала своего друга за ухом и сказала:
- Как хорошо, что ты вернулся домой, Джим. Мне так тебя не хватало.
Джим отреагировал на эти слова, положив мохнатую голову на колени хозяйки и уткнувшись мокрым, холодным носом в ее руки. Джоанна вспомнила, как впервые увидела его, войдя в больничную палату мальчика, которого до этого дня с особой любовью выхаживала, возвращая к жизни. Около кровати ее маленького пациента сидел щенок сенбернара, наклонив голову набок. Казалось, что она склонялась сама собой, от тяжести, настолько виделась нелепо большой по сравнению с туловищем. Огромные пушистые лапы щенка все время расползались в стороны. Такое милое, трогательное зрелище мгновенно вызвало в Джоанне симпатию к этому славному созданию.
- Мадмуазель Джоанна – смущенно, улыбаясь, произнес выздоравливавший, но все еще бледненький мальчик – Вы стали мне настоящим другом, и я хочу отплатить Вам тем же. Это щенок моей Шарлоты, лучший из всех, а она у меня медалистка. Собаки – самые верные друзья, мадмуазель. И я надеюсь, что Вы позволите мне навещать этого щенка, тогда мы и дальше сможем видеться с Вами. Мне так не хочется терять наше общение.
- Ты можешь приходить ко мне в гости, Николя, без особого повода – ответила растроганная Джоанна – Ты тоже стал очень близок мне. И хотя планов заводить собаку у меня не было, твой подарок я с удовольствием принимаю. Нельзя, раз увидев такое чудо, отказаться от него.
С тех пор в квартире Джоанны появился еще один жилец, названный ею Джимом. День ото дня пес занимал все больше места, как в жизни женщины, так и в ее доме. Голова, туловище и лапы значительно выросли и следовали за Джоанной по пятам, находя ее и в ванной, когда она принимала душ, и на кухне, когда она готовила ужин, и даже на кровати в спальне, поскольку Джим категорически отрицал возможность спать в одиночестве. Джоанну ничуть не обременяло подобное внимание. Наоборот, она была счастлива, что в ее жизни присутствовал этот лохматый друг, скрашивавший одиночество женщины, ведь ни любимого мужчины, ни детей у нее не было. А ребенка ей очень хотелось иметь. Особенно это желание усиливалось, когда к ней в гости приходил ее бывший маленький пациент Николя. Мальчик любил часами разговаривать с ней. Он забирался на высокий табурет, стоявший на кухне, и, беззаботно болтая ногами, делился с Джоанной своими детскими секретами. В эти мгновения сердце ее просто таяло под доверчивым, восторженным взглядом Николя, и она думала о том, как было бы здорово, если бы у нее был такой же сынишка.
Размышления Джоанны прервал Джим, вцепившийся зубами в тетрадку, которую она держала в руках.
- Ты хочешь знать, что это я писала почти час? – спросила Джоанна, видя с любопытством смотревшего на нее пса.
Обычно Джиму очень нравилось слушать речи, которые она готовила к различным научным семинарам. Он старался заглянуть ей через плечо, когда его хозяйка сидела за столом и писала свои выступления, а затем Джоанна по традиции читала ему то, что в итоге получалось. Пес, наклонив голову, внимательно слушал, а по окончании выдавал свою рецензию на прочитанное. Если он разворачивался и уходил в прихожую, это означало, что Джоанне следует сесть за стол и переделать написанное. Если же Джим подходил к ней, забирал у нее из рук листы бумаги и клал их на стол, значит, по его мнению, речь удалась. На удивление Джоанны мнение пса срабатывало. Одобренные им речи имели успех.
- На этот раз, Джим, в тетрадке записано не мое выступление. В моей жизни, пока ты гостил на даче у Николя, произошли некоторые изменения – Джоанна вопросительно посмотрела на пса – Ну что ты меня так разглядываешь? – вспыхнула она – Как будто заранее убежден, что ничего хорошего случиться со мной не могло.
В ответ на возмущение Джоанны Джим затрусил к противоположному креслу, устроился поудобнее, явно приготовившись выслушать написанное хозяйкой в тетрадке. Джоанна вздохнула и стала читать вслух.
«Вот уже пять дней как мы не виделись с тобой, Мейсон. Пять дней. А, кажется, прошла целая вечность. Время идет так медленно, что у меня рождается ощущение, будто бы я попала в другое измерение, где в сутках не двадцать четыре часа, а целая бесконечность. Где не бывает сна. Да, все это время меня, как героев романа Маркеса «Сто лет одиночества», преследует бессонница. Потому что днем я еще могу убежать от мыслей о тебе, любимая работа помогает мне немного отодвинуть их в сторону. Хотя и ей это с трудом удается сделать. Однако страданиям людей нужно отдаваться всецело, только тогда им можно действительно помочь. Это меня и спасает. Но ночью. Ночью мне негде спрятаться от терзающего меня образа. Я, не переставая, представляю твое лицо, твою улыбку, то нежную, то горькую, то саркастическую. Знаешь, у тебя удивительно выразительная улыбка, видя ее, я словно читаю в твоей душе. Или это только мои фантазии? Я же практически ничего не знаю о тебе. Не знаю, сколько тебе лет, какое у тебя было детство. Ты был послушным, добрым, веселым мальчиком, которого всегда согревала родительская любовь? Или ты был одинок, и тебе не хватало тепла и ласки? Мне хочется верить, что ты был счастлив. А если нет, я бы постаралась сделать так, чтобы все плохое осталось далеко позади, а в будущее мы взяли бы только хорошее. Я почему-то верю в это, как верят в новогоднее чудо, желая друг другу в следующем году встречаться только с самым лучшим из прошлого… Я не знаю какими становятся твои красивые, с первой минуты поразившие меня глаза, когда гнев овладевает тобой. И что вообще может вызвать твой гнев? Неосторожное слово, несправедливость, предательство, неудачно закончившийся процесс?... Я не знаю, какую погоду ты любишь? Нравится ли тебе гулять под дождем? Я очень люблю, когда идет теплый летний дождь. Не знаю, почему говорят, что в эти мгновения небо плачет . У меня ощущение, что оно ласкает нас, когда льет нежные, эхом шумящие потоки воды. А журчащие, обгоняющие друг друга на мостовой ручейки раздаются у меня в ушах трелями заразительного веселого смеха… Я не знаю, любишь ли ты детей? И как ты смотришь, когда наивные глаза доверчиво устремляются на тебя, и маленький ребенок, сбиваясь и захлебываясь, спешит открыть тебе свои большие, важные тайны… Я очень многого о тебе не знаю. А мне так хочется знать… Но, я знаю звук твоего голоса, проникающий в самую глубину моей души, пробудивший во мне желания, которые были не ведомы мне до встречи с тобой. Быть рядом всю жизнь, ночь напролет заниматься любовью, просто вместе молчать… Знаю горькие складки от хмурящихся бровей. Как я хочу сейчас поцеловать каждую из них тысячу раз. Когда ты спишь, они разглаживаются, лицо твое становится безмятежным и очень, очень трогательным. Я смотрела на тебя тогда утром, слушала твое сонное, спокойное дыхание, а сердце мое замирало от нежности. Еще я знаю, что люблю тебя. Но вот я написала эти слова, повторила их вслух. Сколь мало, ничтожно мало могут они выразить. Всем словам на всех языках мира не рассказать, что я чувствую к тебе. Мне больно даже дышать без тебя. Правда, эта боль будто проникла в каждую клеточку моего тела, ноет, стонет во мне и не оставляет в покое. Однако все это не объяснит тебе силу моей любви, моего стремления к тебе. Разве можно словами передать бесконечность? Мне кажется, эта любовь жила во мне с самого рождения, не говоря мне об этом. Но как только я увидела тебя, она сразу же заявила о своих правах на мое сердце, на всю меня целиком, и теперь, я уверена, никогда меня не отпустит…Несмотря на все это, я отказалась от тебя. Я не могла поступить иначе. Я читала у Стендаля – «Любовь - восхитительный цветок, но требуется отвага, чтобы подойти к краю пропасти и сорвать его». Быть может мне не хватает отваги сорвать этот цветок?...»
Джоанна дочитала письмо до конца, продолжая бессмысленно смотреть в тетрадку. Она приложила руки к щекам, они пылали, впитав в себя все переживания написанных ею строк. Джоанна почувствовала приятную прохладную влагу, коснувшуюся ее носа. Это Джим выразил свое отношение к ее признаниям, лизнув ее лицо.
- Что ты думаешь обо всем этом, Джим? – с печальной улыбкой спросила Джоанна.
Джим, не мешкая, решительно направился к входной двери, стал лаять и царапать ее.
- Ты считаешь, я не должна сдаваться? – она вопросительно взглянула на пса – Знаешь, ты прав. Я полечу в Канаду. И если Мейсон говорил мне правду, то должно выясниться, что я не жила там семь лет назад, ведь по его словам я жила в это время в Санта-Барбаре.
0
Последние сообщения
Svetlana L (Понедельник, 03 декабря 2007, 20:30:23) писал:
Но он, умничка, взял себя в руки и быстренько стал думать. 
Очень интересная глава: и всего в меру, и внутренних монологов, и диалогов, и повествования.
Мне кажется, что Вы точно так же столько всего прокручиваете, чтобы написать очередную главу!!!
Столько событий и столько действия! Такое чувство, что это именно я думаю, прикидываю что было с Мери в Канаде, что уже именно я не успеваю в аэропорт… Столько дорожек, по которым (я надеюсь!) будет развиваться сюжет фанфика: что же произошло с Мери, Саманта, Джулия…
Вход
Регистрация
Правила_Сообщества
Четверг, 04 декабря 2008, 01:18:29
Наверх
