Чип кинул в кружку немного сахара, налил кофе, прихватил с собой ключи он машины, едва не оставив их на столе. Поднял с пола бронежилет и рюкзак. Бросил их у входной двери.




Вернулся в кухню, чтобы допить кофе. На следующей неделе они с Самантой летели в Санта-Барбару, чтобы в семейной кругу официально отметить свою помолвку. С самой свадьбой они решили не спешить. В этом не было необходимости. У Саманты и него будет достаточно времени, чтобы трезво оценить, не станет ли их брак ошибкой. Решением принятым на эмоциях, а не трезвым рассудком.
На мгновение Ченнинг застыл с чашкой у окна, наблюдая за обычной утренней людской рутиной внизу. Сделал глоток кофе. Кофе в Бостоне был отличный. Не та дрянь, что была в Афганистане, которой приходилось травить себя.
Люди на улице стали расплываться, превращаясь в бесформенные пятна.
Первым делом, выйдя из допросной, он налил себе стакан воды и залпом выпил его. Теплая вода не принесла облегчения, но жажду немного утолила. Машина для льда сломалась на прошлой недели, подача холодной воды в кулере и того раньше.
Вечная духота и жара Афганистана давно достала его. Кондиционеры постоянно ломались и чинились с опозданием. Как и прочая техника, необходимая для обеспечения обычных бытовых нужд. Поэтому большую часть времени им приходилось обливаться потом и применять местные методы борьбы с жарой и духотой.
— Он так и не раскололся, Чен?
Вопрос Тима прозвучал больше как утверждение. А выражение на лице приятеля олицетворяло вселенскую несправедливость окружающего их мира.
— Ты сам все видел на мониторах. Ублюдок упорно делает вид, что не знает английского, а на своем талдычит, что ни в чем не виноват. Пять часов, потраченных впустую.
Ченнинг чувствовал себя уставшим и измотанным. Он не впервые сталкивался с местными молчунами. Но большинство, после недели отсидки в камере почти в нечеловеческих условиях, начинали идти на сотрудничество. Кого-то удавалось купить деньгами и гарантиями безопасности. Кто-то продавался ради еды и возможности принять душ.
— Его невиновность чушь собачья, и ты отлично это знаешь. Он навел своих на наш батальон. Из-за него пятнадцать наших ребят мертвы. Кипер перед смертью указал на него.
Чип постарался скрыть реальные эмоции, злость и гнев, за непроницаемой маской на лице. Вспомнить о Кипере и прочих не хотелось. Как и думать о том, что в любой момент он и Робсон могут оказаться на их месте. Смерти рядом стали уже привычными. Все они давно перестали видеть в них трагедии. Ежедневная рутина.
— Что не решает главную проблему. Парень арестован без санкций.
— Чен, кому нужна эта дерьмовая бюрократия?
— Вышестоящему начальству.
— Пусть в задницу идут. Мы бы давно все тут в порядок привели, если бы они не вставляли нам палки в колеса.
Тимоти Робсон был из тех парней, которые все всегда знали лучше остальных. И предпочитал действовать напором и силой. Если бы ему в руки попалась ядерная кнопка, он без сомнения навел бы порядок в Афганистане, скинув на него ядерную бомбу. Сначала убедившись, что находится далеко отсюда, в безопасности. Сам Ченнинг давно лишился всяких иллюзий, что правительство направило их сюда для наведения порядка, улучшения жизни местного населения или внедрения демократии. Скорее это была борьба за ресурсы и политическое влияние в регионе. А также множество политических подковёрных игр. Именно поэтому он для себя решил, как только его контракт подойдет к концу, вернуться домой и забыть о пережитом здесь.
— Как думаешь, еще неделька в карцере, и он расколется?
— Нет, Тим. Он из идейных. А мы враги, достойные лишь смерти.
— Если о его нахождении здесь узнает кто-то сверху, нам не отвертеться от проверки и кучи неприятностей.
— Твоя правда.
— Нас расформируют, Чен. Лишат званий и военной пенсии.
— Что ты предлагаешь, Тим?
— Запрем его в канцере без еды и воды. Когда он сдохнет, выкинем труп в пустыне.
Ченнинг сел за пластиковый стол, на неудобный пластиковый стул. Он опустил голову и обхватил ее руками. Ему нужно пару минут на раздумья. Он знал, что делает Робсон. Хочет как обычно снять с себя ответственность. Но при этом говорил все по существу. Арестовывать кого бы то ни было без санкций высшего руководства было запрещено из-за скандала в Гуантанамо. Те, кто нарушал запрет и был в итоге пойман, оказывался изгоем, как для бывших соратников, так и для населения своей страны. Опозоренным и распятым.
— Отпустим, сделаем себе хуже?
— Чен, эта тварь убьет еще больше наших!
Ченнинг согласно кивнул, понимая, Тим прав. И есть лишь один выход. Взять ответственность на себя. Уже не впервые.
— Хорошо. Я решу проблему.
Ченнинг вытащил табельный пистолет из кобуры, встал из-за стола. Набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Ему никогда не доставляло удовольствие делать то, что иногда приходилось. Он спешно направился в допросную, под ликующий взгляд Робсона.
При виде пистолета, направленного на него, их арестант, совсем молодой парень, около двадцати лет, наконец вспомнил английский и начал умолять не убивать его. Но пути назад не было.
Ченнинг выстрелил прямо в голову парню. Его мозги разлетелись по задней стене допросной, затем под влиянием силы притяжения скатываясь вниз. Оставляя на стене кривые полосы отвратительного серо-кровавого цвета.
Робсон вбежал в допросную с восторженным видом.
— Записи камер?
— Считай, уже стерты. Я же не дилетант, Чен.
— Уберешь здесь САМ!
— Без вопросов.
— Пусть ребята оттащат труп в кремационную камеру. Только самые надежные, Тим.
— Будет сделано. А что в документах написать?
— Кремация сторожевого пса.