Понимаю, что летом я резко уменьшила привычную с апреля интенсивность выкладывания глав, и вот теперь… опять часто... и уже следующая глава…
Может показаться, что я по какой-то причине не оставляю времени для обсуждений и дискуссий, но это не так. Можно при желании это сделать в любое время и после завершения Шанса. А сейчас… я продолжаю идти к завершению фанфика со своей скоростью…
Итак:
Круз внимательно посмотрел на уже ставшую очень серьезной Иден, затем обвел глазами обещающей горячую латину этого вечера и всего сезона танцевальную красоту и страсть зала, и ответил:
– Мы можем вернуться сюда в любой день ближайшего месяца, если захотим, и взять с собой детей, вернув им праздник. Ты танцевала сегодня аргентинское танго… румбу… А сейчас… другой танец…
Иден ответила, немного деловито, и явно уже настроившись на то, чтобы ехать:
– Если бы каждый умел танцевать, я бы нисколько не волновалась перед встречей, на которой в первую очередь будет то, в чем танец и вовсе не нуждается: слова.
***
Слова, завершающие доклад и резюмирующие основные обоснования полного освобождения Иден от преследования, прозвучали несколько минут назад в полной тишине, которую никто пока будто не решался нарушить. Джон посмотрел на совет, представленный сегодня почти в полном составе, и добавил к своим версиям о привлечении к слушанию его доклада всех без исключения членов основного научного коллектива пятую: кто-то хочет до поры до времени спрятаться в толпе, чтобы в самый подходящий для себя момент козырнуть картой, непредусмотренной Джоном. Он стоял около кафедры и не торопил никого высказываться. Не торопился он и сам сказать что-либо или спросить. Джон не волновался из-за молчания, оно даже не тяготило его: если потребуется, он может выдержать паузу вплоть до окончания времени, отведенного на заседание совета, и одно только это может произвести сильное впечатление, достаточное для того, чтобы при тайном голосовании Иден получила свободу. Он готов был ждать, несмотря на нетерпение позвонить ей, увидеть ее… и позвонить семье Терри, увидеть его…
Джон вновь подумал о варианте долгого укрывательства Иден в случае преобладания черных шаров, и о том, насколько оно может усложниться сейчас, когда он нашел Терри, из-за чего еще один острый и проблемный вопрос требовал если не срочного, то довольно быстрого ответа, ведь промедление может вызвать подозрение… Тихое покашливание со стороны двери в зал заставило вздрогнуть большинство присутствующих. Джон обернулся и увидел того, о ком как раз в этот момент размышлял со смешанными чувствами злости и настороженности. Сильвер чуть поклонился в его сторону, в напрасном своей явной неискренностью порыве изобразить приветствие. Джон вскинул голову и посмотрел поверх кафедры на шагнувшего было за порог Сильвера. Представив, как натягивается тетива в пальцах, Джон внешне сдержано, но внутренне закипая гневом, воспользовался единым для всех правилом совета и сказал:
– Вы опоздали.
Сильвер остановился. До этого момента Джону казалось, что в зале царила абсолютная тишина. Но после наступившей сейчас тишины прежнюю можно было отнести к молчанию, вызванному желанием возложить ответственность за решение на первого задавшего вопрос. Сильвер смотрел на Джона, и у того появилось очень четкое ощущение, что ни один из присутствующих не хотел бы оказаться на его месте. Сильвер скривился и презрительно спросил:
– К чему?! К этому цирку?!
Джон приостановил свою бровь, готовую уже удивленно приподняться, и предпочел пока вообще не двигаться. Он, четко выговаривая каждую букву, так, что слышно было в каждом уголке огромного зала, отчеканил, внутренне натягивая тетиву еще сильнее:
– Это ваш официальный вопрос? Если да, то я на него отвечу, и все будет занесено в протокол, с пометкой вашего неуважительного отношения к форме совета и пренебрежительного – к его содержанию. Так что, я отвечаю?
Сильвер осклабился:
– Окажите любезность.
Джон отпустил тетиву:
– Могу себе представить, с чем именно вы перепутали совет в просьбе оказать вам любезность, но на вопрос отвечаю: вы опоздали к представлению моего доклада, который меньше всего напоминал цирк, пока вы не заявились с большим опозданием. Если вы, следуя правилам, не объясните причину своего позднего появления, то я попрошу вас покинуть конференц-зал.
В глубине зала что-то булькнуло, и Джон в другое время бы, наверное, даже с определенной долей юмора отнесся бы ко всему происходящему: Роджерс, издавший только что весьма странный звук, выглядел при этом еще более странно. Сильвер, ничуть не смутившись, и не делая больше ни шагу с места, нехорошо прищурился:
– Я проверял весьма интересную версию, связанную непосредственно с вашим докладом, который, я уверен в этом, отшлифован, идеален и очень… скучен.
– А ваша версия, видимо, устраняет этот спорный для научного подхода недостаток, – внешне также спокойно предположил Джон, насторожившись и утвердившись во втором своем предположении относительно тишины в зале: все были предупреждены молчать до какого-то сигнала, коим может явиться чье-то заявление или появление, чем и оказалось довольно эффектное и нарушающее правила прибытие Сильвера. – И что это за версия?
– Охо-хо! – Сильвер крайне неуместно вообразил вдруг себя Сантой Клаусом. – Научной общественности будет не до научных подходов, когда он узнает о ваших таинственных перемещениях между островом, домом и еще одним местом…
– При чем здесь мои перемещения? – искренне удивился Джон, не понимающий, каким образом его сейчас можно на чем-то поймать, если никто из агентуры или охраны не ворвался к нему в дом и не задержал его и не схватил Иден.
– При том, что есть предположения, что вы прячете беглянку в клинике Святой Каталины, куда вы вчера ездили, встречались там с какой-то женщиной, которая затем зашла в клинику и оттуда больше не вышла! – Сильвер выглядел чрезвычайно довольным.
Джон смотрел на старого друга семьи, не смея поверить избирательности удачи и тому, что везение выходит за обычные рамки с самого начала побега Иден. Ему окончательно становилось понятно, что на это бесполезно закрывать глаза, и как только основной вопрос разрешиться, он выберет время и проведет расследование неизвестно откуда идущей помощи ему и Иден. При всей своей благодарности, ему очень хотелось знать, что и кто стоит за этой своевременной помощью. У него даже злости на Сильвера поубавилось, и он еще более выдержано ответил, уже не подбирая особо слова:
– В клинике Святой Каталины проходит лечение мой пропавший много лет назад брат. Я его нашел. Это мое очень давнее семейное дело, и оно не имеет ни малейшего отношения к теме сегодняшнего доклада.
Сильвер, вроде бы и шевелившийся до этого, после сообщения Джона произвел впечатление человека, застывшего на месте от его слов. Он потрясенно переспросил:
– Кого вы там нашли?
Джон, сосредоточив все свое внимание на вербалике и невербалике Сильвера, произнес:
– Терри. Кого же я еще мог найти? А что?
– Да нуу-ууу при чем тут какие-то братья? – неожиданно и очень громко протянул Нойер с дальнего угла зала, недовольно поморщившись. – Предлагаю перестать занимать эфирное время никому здесь неинтересными семейными делами мистера Джона, и перейти к обсуждению его непосредственного доклада и даже уже голосованию по нему. При чем тут действительно «скучно» и что это за новоявленный научный термин?! Мы вообще ни одного вопроса не успели задать! Время. Попрошу голосовать!
И сразу все в зале зашевелились, зашумели, сбрасывая непонятное оцепенение, царившее в конце доклада Джона, и впервые он за долгое время работы в научных кругах, и непосредственно связанный с составом этого научного совета, не мог понять, с чем все-таки было связано сегодняшнее странное игнорирование и отсутствие почти полного интереса к делу Иден. Сильвер дернул нервно плечом и вышел из зала. Один за другим участники совещания голосовали, нажимая одну из кнопок в подлокотниках кресла каждого, и Джон подошел к ящику Пандоры, как его окрестил как-то один из докладчиков. Он смотрел сквозь стеклянную крышку и боялся поверить своим глазам: судя по примерному даже количеству шаров, проголосовало уже явно большинство, а среди белых матово радующих круглых поверхностях он не видел еще ни одного черного! Дождавшись сигнала о том, что не проголосовал один из заявленных участников, Джон поднял взгляд на научный коллектив, вежливо дожидающийся его заявления и окончания заседания. Джон, не скрывая своего потрясения, объявил:
– Сто процентов «за», не считая одного не проголосовавшего.
Сатт, ведущий сегодняшнее заседание, энергично покивал и, привстав, дотянулся до Джона, пожал ему руку, поздравил с успешной защитой, объявил об исчерпанном времени под звук колокольчика, и через три минуты Джон, продолжавший, что происходило с ним крайне редко, пребывать в растерянности, остался в зале один.
***
Один звонок в дверь, и слышно было, как Круз, спустившийся в это время в холл, пошел открывать. Иден подумала, что хорошо, что Чип с Адри уже легли спать, иначе они бы наперегонки помчались к двери, скорее всего радостно встречая сегодняшних гостей, и при них крайне затруднительно было бы вести откровенные разговоры. Иден поправила стоявшие в высокой вазе на столе розы и повернулась к ним спиной, ощущая при этом их чувственную поддержку. Она смотрела на арку из природного камня и ждала…
Иден прислушалась к приближающимся и идущим из холла негромким голосам и выделила троих: Круза, говорящего, как он рад встрече… отца, спрашивающего об Иден… мамы, спрашивающей о ней же… Иден от сильнейшего волнения ухватилась пальцами за край стола, оперившись было на него, но тут же шагнула вперед, навстречу двоим людям, вышедшим друг за другом из арки и остановившимся напротив нее…
Иден переводила взгляд с одного на другого, и от волнения не могла ничего сказать и даже сдвинуться с места, продолжая вглядываться в родные лица, по которым текли слезы… не в силах остановить свои слезы… не ожидая, что встреча вызовет столько эмоций, что ни один из них не в силах будет сказать ни слова… и только одно, и Иден чувствовала это особенно ясно, может сейчас помочь, именно теперь, когда она поняла, отчего она так волновалась все это время: что они будут боятся ее, боятся проявления Лисы… но в глазах родителей не было страха и недоверия; была лишь любовь и радость сквозь слезы, которые все лились, и Иден сделала первый шаг, после которого остальные оказались намного проще, и с облегчением, благодарностью и переполняющим ее чувством счастья она очутилась сначала в объятиях уже почти рыдающей матери, а затем у отца, который сжал ее так крепко, как не обнимал даже во время встречи после Юты, и снова мама прижала ее к себе, и отец обнял их обеих, восклинкнув от всего сердца:
– Господи! Благодарю тебя! Иден! Это ты! Узнаю свою принцессу! Дай мне снова обнять тебя…посмотреть на тебя…
– Папа… папа!
София, уже меньше всхлипывая и вытирая слезы, почти улыбалась, стараясь справиться с новыми слезами, и подхватила:
– Боже! Ты услышал наши молитвы и вернул нам нашу дочь! Иден, девочка моя, ты столько всего пережила! Ты не представляешь, как я понимаю тебя, как хорошо знаю, что ты чувствуешь сейчас! Мне было тоже страшно возвращаться тогда и встретиться со всеми… и мне также хотелось, чтобы меня поняли и простили… А сейчас… прости меня, Иден!
– Мама!... – Иден вновь обняла Софию, затем немного отстранилась и посмотрела ей в глаза. – Ты даже не представляешь, как мне хотелось вот так посмотреть на тебя и сказать тебе, как мне жаль, как мне страшно было понимать, что я чуть не убила тебя, и какой виноватой я себя чувствовала! Как мне хотелось попросить у тебя прощения, и как я боялась, что ты никогда не простишь меня! Прости меня… Прости!
София провела ладонями по лицу Иден, вытирая ей слезы, нежно поцеловала и воскликнула:
– Я простила тебя, и давно, сначала в глубине души, а затем от всего сердца! Мне было страшно ЗА тебя, за то, что ты пережила, но с чем ты не смогла справиться и дошла до такого разрушительного состояния! Как и я когда-то! Я винила себя, Иден, винила в том, что однажды сделала, и то, что совершила я, необратимо! Никто и никогда не вернет нам Ченинга! А ты… ты остановилась… и ничего необратимого не произошло… Но ты, Иден… ты пострадала, и я… я тоже прошу у тебя прощения за все страдания, через которое тебе пришлось пройти! Прости меня, милая, родная моя!
Иден тоже улыбнулась Софии и сжала в ответ ее руки, чувствуя, как вновь подходят близко слезы, и благодарность к матери высвободила в ней столько любви, что она в этот миг почувствовала ее как всеохватывающую и способную проявиться не только к родителям, детям, Джону, Крузу, братьям и сестре, но как будто ко всему миру, который хотелось тоже обнять и подарить не просто любовь, потому что возникшее чувство было больше, глубже и сильнее той любви, что она знала раньше: это было понимание себя и другого, это было прощение друг друга, и это было принятие до и после прощения, и вся эта взаимность пропустилась через сердце и душу, чтобы сказать друг другу об истинных чувствах, которые именно в этот момент обрели свое первоначальное значение и смысл:
– Я люблю тебя!
– Я люблю тебя!
© OlGal, 2013
Вход
Регистрация
Правила_Сообщества
0
Последние сообщения
Понедельник, 26 августа 2013, 04:25:25
Иден Барр (Вторник, 25 декабря 2012, 14:43:50) писал:
Спасибо за мнение! 
Наверх
Хорошо, что ты его описала и ее чувства при этом.
У меня ассоциируется только с Робертом Парризи, потому что только Иден (и один раз СС) назвал его Робби. 
Но я искренне считаю, что многие вещи в жизни происходят как раз не уместно и не своевременно,
