алёнка77, Иден Барр, снежка, Scout, Gold! Спасибо большое за отзывы, надежды, впечатления и предположения!
Для тех, кому нравиться Джон: он снова появится в следующей главе. Впрочем… на самом деле он не покидает героев и в этой главе. По-своему…
У Круза
сошел синяк
http://www.picshare..../L931kNX3wM.gif. И это хорошо: чего детей пугать?
Итак:
Джон невидящим взглядом уставился в строчки, чувствуя, как холодок бежит по спине. Может быть, дело в этом, в его посещении архива? Но что там может быть такого, чего нет у него на руках или в памяти?... Холодок превратился в ледяной щуп, и Джон очень медленно и осторожно закрыл шкатулку, пораженный единственно напрашивающейся мыслью: в свидетельствах о смерти не указывается причина смерти. А в архивах храниться дело. А в деле есть и описание найденных тел. И причина смерти – тоже. Причина, в которой до этого момента он был более, чем уверен, и никогда не проверял, так ли это на самом деле, потому что эту самую причину ему честно и убийственно озвучил когда-то старый друг семьи.
* * *
– Семьи наподобие нашей все чаще появляются в здешних местах, – голосом натренированного гида высказался Круз, одновременно оглядывая окрестности и отмечая, что Мигель отправился выполнять его просьбу.
Он скорее почувствовал, чем увидел боковым зрением изумление Иден, которое подтвердилось интонацией, сделавшей ее вопрос необыкновенно выразительным:
– О чем ты говоришь, и каким образом это связано с твоим предположением о слежке за нами?!... Круз!
Он все-таки полностью развернулся к Иден, оставив в покое виды из окна машины, и посмотрел на ее удивленно-встревоженное лицо:
– Я очень попрошу тебя называть меня в ближайшее время Эем, Марси. – Круз с невольно нахлынувшей радостью обратил внимание, что впервые с тех пор, как они покинули гостиницу, Иден смотрит ему прямо в глаза и слышит обращенные к ней слова без призмы вынужденных повторов. Может, почаще ей говорить о том, что их подстерегает опасность от подозрительно прячущих свои лица бородатых типов, и тогда к ней вернется та надежда на его помощь, которую он видит в этот момент в ее с зеленовато-голубыми тревожными отблесками взгляде? Впрочем, в нем тут же появился другой оттенок, которому Круз затруднялся пока дать название, но который что-то напомнил ему.
Стараясь переключиться на серьезную волну с неуместного и внезапно возникшего почти хулиганско-веселого настроения, подстегиваемого адреналином, Круз продолжил:
– Еще на границе я заметил одного подозрительного типа, и обнаружил его вновь неподалеку отсюда, когда ты заходила в супермаркет. Предлагаю дальше ехать на другой машине, об аренде которой я только что договорился с Мигелем с заправки. Он подгонит ее к черному входу вон той гостиницы – видишь, где вывеска с кактусами – но чтобы нам там оказаться, придется демонстративно избавиться от этой нашей колымаги. Ты согласна подыграть мне в небольшом спектакле, Марси?
Иден чуть пристальнее взглянула на него, и Круз с учащенно забившимся сердцем едва не подмигнул ей в ответ, удивляясь своему приподнятому настрою. Он был так благодарен Иден за этот взгляд, подтверждающий ее готовность принять участие в его небольшой авантюрной задумке, что на мгновение позабыл, в чем именно она состоит. Круз мысленно одернул себя, стараясь вернуться к решению их непосредственной проблемы, напоминая себе, что в данный момент Иден просто приходится рассчитывать на его помощь, естественность которой и не должна подлежать сомнению. Он пояснил свой вопрос:
– Я совершу небольшой трюк, позволяющий нам покинуть эту машину и временно воспользоваться гостеприимством местной гостиницы, войдя в которую, мы тут же выйдем из нее и пересядем в другую машину, чтобы ехать дальше.
Иден, нахмурившись, нетерпеливо кивнула:
– Тебе не кажется, что ты тратишь время на разго…
Не успела она договорить, как Круз, прошипев сквозь зубы «держись!», довольно резко тронулся с места и через пару секунд, слишком занеся машину и теряя контроль над управлением, с неприятным скрежетом въехал в край заграждения при выезде с заправки. Заметив, как возмущенная таким подходом к реализации идеи сбивания слежки со следа, Иден молча вышла из машины, Круз последовал ее примеру, контрастно заполняя окружающее пространство потоком мексиканского красноречия, в которое ловко вставил выразительные ругательства. Круз вычурным движением захлопнул дверь и замолк, отмечая, что несколько привлеченных шумом мужчин, среди которых мелькнул заподозренный им в преследовании молодой парень, с интересом смотрят в их сторону. Иден с заметной сердитостью уставилась на него:
– Теперь ты доволен, полагаю?
Круз постарался как можно более дерзко прищуриться и, нагнав на лицо ухмылку и вложив в движения рук выразительные указания, тыкающие то в сторону гостиницы, то в направлении теперь уже откровенно разглядывающих их и присушивающихся к их разговору мужчин, ответил:
– Смотря, о чем ты, Марси. Кажется, ты хотела увидеть местные достопримечательности? Уверен, что эта колоритная гостиница – одна из них. Но, может быть, ты хочешь посмотреть здесь еще на что-то… или на кого-то… Если тебе наскучат удивительные… пейзажи, найдешь меня в этой дыре. Пойду пока сниму номер и хоть немного высплюсь, как и планировал десять минут назад.
Иден вызывающе посмотрела в ответ, украсив выражение своего лица одним из самых уничтожающих своего собеседника взглядов, и с восхитившей его относительно разыгрываемой картины интонацией, в которой встретились презрение, гнев и неприступность, заявила:
– Если ты не уберешь эту мерзопакостную улыбочку сатира со своего лица, Эй, я найду себе другого спутника, и ты меня больше не увидишь!
Круз, в странно охватившем его тревожном волнении от того, что в словах Иден он почувствовал притаившийся глубокий смысл, постарался взять себя в руки и полез в машину за вещами, запихивая в рюкзак все подряд и стараясь не пропустить самое важное, хотя больше всего ему хотелось подойти к Иден и попросить ее хоть немного, самую малость довериться ему и поговорить о том, что ее так сильно беспокоит с той секунды, как она вышла из ванной. Он собирал вещи, но видел перед собой уютно и трогательно стоящую у дверей ванной комнаты Иден, окликающую его по имени, и вызывающую в нем этим и всем таким родным и близким в тот момент обликом почти неудержимое стремление подойти к ней, плавным движением освободить от тугого полотенцевого захвата ее волосы, переплетая их со своими пальцами и, нежно перебирая, наполнить всю комнату знакомым восхитительным ароматом. От одной только мысли, что это невозможно, немыслимо и недопустимо у Круза даже сейчас потемнело в глазах, и руки едва не выпустили набитый до краев рюкзак. Он как можно решительнее подтащил его к себе и, найдя в себе силы взглянуть на Иден, отрывисто произнес, с некоторой паникой соображая, а вписывается ли он своим ответом в ее недавно обращенную к нему фразу:
– Если он вещичками небогат, придется тебе меня все-таки навестить; тогда и поговорим. В рюкзаке, кстати, есть то, без чего ты будешь вспоминать меня чаще, чем тебе хотелось бы, если оставишь у меня эту вещь. Так что, до встречи, дорогая!
Круз закинул рюкзак себе на спину и, уже не глядя на Иден, пошел к гостинце. Заходя внутрь, он успел заметить в отражении матово-стеклянной двери торопящуюся догнать его Иден, и с облегчением вошел в прохладный гостиничный холл небольших размеров. Круз вдруг понял, что почти благодарен неизвестному возможному преследователю, с помощью которого он может ощущать сейчас свою нужность и чувствовать себя хотя бы отдаленно похожим на того надежного защитника из разбитого им самим прошлого. И еще он понял, оттенок какого именно чувства он уловил недавно во взгляде Иден. Это было сожаление. И оно было чем-то большим, чем простое сожаление относительно произнесенных им слов, или банальным чувством жалости к нему; это было сожаление, связанное с утратой чего-то. Но утратой чего? Его надежности? Их отношений? Веры в него?... Или утратой кого? Джона? Его самого прежнего? Ее самой в отношении него, Круза? Понимая, что на эти важнейшие и волнующие его вопросы вряд ли стоит рассчитывать получить когда-нибудь, а особенно сейчас, ответы, Круз сказал себе, что постарается добиться расположения Иден, чтобы она поделилась хотя бы тем своим беспокойством, что волнами исходило от нее с момента их короткого диалога в комнате гостиницы, так серьезно испытавшего его на сдерживание своих порывов.
Круз догадывался, что волнения Иден связаны, скорее всего, с предстоящей встречей, но ему недостаточно было этого понимания. Он хотел об этом поговорить. Он столько думал об этом после того, как они пересекли границу, что уже с трудом удерживал в себе сомнения и переживания. Круз несколько раз порывался начать разговор с Иден о том, как им вести себя при встрече с детьми и что говорить им, но ему никак не хватало на это мужества после ее слов о том, что она не может доверить тому незнакомцу, что она обнаружила в нем, налаживать контакт с их детьми. К тому же что-то подсказывало ему, что в их отношениях произошли необратимые изменения, которые он с необыкновенной ясностью чувствует с того момента, как Иден грациозно, свободно и раскованно спустилась с крыльца своей удивительно радостной задумчивости, и которым он снова и снова находит подтверждение. Его чувства по отношению к этим переменам были столь противоречивы, что он никак не мог понять – ЧТО же это для него. Одно Круз видел неизменным для себя. Неизменным и незыблемым для них. Дети. Их с Иден волнения, переживания, их чувства к детям, кажется, настолько похожи и искренни, что их собственные чувства друг к другу могут являться или стать хотя бы в этом отношении взаимностью, о которой он мечтает с тех пор, как обнаружил в своей душе вернувшееся к нему чувство любви к Иден, взаимностью, которую он все больше хочет вернуть по мере своего осознания ее отношения к Джону. И если эта взаимность – их любовь к детям, что ж… это немало.
Круз удивлялся, как он способен одновременно думать обо всем этом и стоять рядом с Иден в закутке черного гостиничного входа, стараясь не касаться ее, и ожидать сигнала от Мигеля. Тот как раз появился перед ним, молча взял из рук Круза рюкзак и прошел к черному форду, припаркованному практически в двух шагах. Мигель открыл заднюю дверцу машины и Круз кивнул Иден, которая последовала его предложению и через несколько секунд оказалась внутри. Еще через пару секунд Круз присоединился к ней и попросил:
– Пригнись.
Иден с удивлением посмотрела на него и в ее взгляде мелькнуло… нет, не возмущение, скорее неловкость и неодобрение его просьбы. Он с почти извиняющей ноткой добавил:
– Это ненадолго, буквально минут на десять-пятнадцать. Я прошу тебя.
Иден с коротким вздохом быстро скользнула вниз, подобрав под себя ноги, а Круз приземлился рядом, приведя тело в максимально удобную в данном случае скрюченную позу, и прислонился спиной к захлопнувшейся за ним двери. Он услышал, что Мигель сел на место водителя, и они тронулись с места, скрываясь от возможного преследования.
Круз посмотрел на Иден, а Иден – на него. Каким же странным, не поддающимся его пониманию, был ее взгляд! В нем уже не было ни удивления, ни презрения, ни гнева, ни сожаления, ничего из всей той гаммы чувств, что он видел в течение последних часов и даже минут; в нем было что-то трудно уловимое, ускользающее и отворачивающееся от него, стоило ему всмотреться и начинать понимать. Одно он осознал в эту долгую молчаливо-говорящую взглядом минуту – никогда еще Иден так не смотрела на него. Так неузнано. Он даже не был уверен, что она чувствует его смятение. Его боль. Его сожаление. Его желание прикоснуться к ней. Просто его. Единственное, что Круза едва ощутимо утешало: она продолжала смотреть на него. Он уже подумал было, что они так и не скажут друг другу ни слова (он, по крайней мере, не находил у себя ни одного), как Иден тихо и очень спокойно проговорила:
– Прошли те времена, когда мы бы ни за что не упустили момент. Ты бы не упустил.
И было в этой вынужденной негромкости ее слов столько притягательной почти интимности, что Круз больше не мог сдержать свое сердце и выпустил его биться о грудную клетку, понимая: если эта птица вырвется – он сорвется. Не успел Круз прийти в себя от изумления, шока и сильнейшего желания коснуться ее, которые обрушились на него от ее слов, как Иден, не останавливаясь на предоставляющую ему возможность ответить паузу, не добавляя ни одного оттенка в спокойный голос, тут же продолжила:
– Я очень, очень волнуюсь из-за встречи с детьми.
– Считаешь, что самое время поговорить об этом? – Круз тут же понял, что его скоропалительный вопрос, сорвавшийся у него с языка от сменивших изумление и шок чувств приятного удивления и даже радости, может показаться отказом, и быстро добавил: – На самом деле я готов говорить об этом в любое время и в любом месте, и я очень рад, что ты… тоже этого хочешь. Я тоже много думаю об этом, и очень волнуюсь. Нет, неправда. Я боюсь. Боюсь, что они не узнают нас, а даже если узнают, то не признают. Конечно, мы можем рассчитывать на помощь моей мамы и других родственников, что сейчас с ними, но я понимаю, что сначала и для Чипа, и для Адри мы будем чужими. Иден… я помню о твоей просьбе не вмешиваться в твои отношения с детьми. Но я прошу тебя позволить мне говорить им о том, как ты их любишь, и о том, что я был неправ. Я прошу тебя.
Пока Круз с убедительной горячностью высказывал свою просьбу, Иден не отводила от него взгляд, в котором он снова увидел промельк столь желанной надежды. Она довольно сдержанно, но с прорывающимся все-таки волнением, ответила:
– Больше всего я беспокоюсь за то, что Адриана меня не просто не вспомнит, а вообще не захочет ни вспоминать, ни признавать. Но она может помнить тебя. И мне бы действительно хотелось, чтобы ты помог мне… помог нам с ней вновь сблизиться.
Круз приложил руку к сердцу, с благодарностью и облегчением глядя на Иден:
– Спасибо… спасибо за эту возможность; я тоже надеюсь и верю, что она еще помнит меня, и я постараюсь сделать все, чтобы вернуть ей тебя, а тебе – ее.
Иден медленно кивнула и, задумчиво подняв взгляд к окну, проговорила:
– Самое главное – рассказать детям одну и ту же правду о том, почему меня и даже нас не было с ними рядом все это время. Джон говорил, когда мы столкнулись с одним сложным случаем, что мало что может оказаться разрушительнее для доверия детей, чем противоречащая друг другу правда их родителей о том, что произошло. Если один из родителей не соглашается с другим и рассказывает свою версию, ребенок перестает верить им обоим, или – что еще хуже – самому себе.
– Вы… это связано с экспериментом, в котором ты участвовала? – эта тема Крузу была не менее интересна, но о ней он тоже пока не рисковал сам начинать разговор.
Иден несколько растеряно, явно думая о чем-то (или о ком-то?) еще, кивнула:
– Да, а эксперимент связан с поиском пропавших детей… В общем, я согласна с Джоном и предлагаю заранее обговорить, что именно мы детям сообщаем, и на какие их возможные вопросы что отвечаем.
Круз, понимая, что по каким-то причинам Иден не хочет сейчас подробно говорить о своем пребывании на острове, и что одной из этих причин может быть их более важная на этот момент беседа, предположил:
– То, что они точно будут спрашивать – это где ты была, и почему оставила их. И почему так долго не появлялась и даже не писала им.
Иден погрустнела, и Круз вновь почувствовал боль и припозднившееся сожаление, граничившее с раскаянием. Она наконец-то отвела взгляд от окна, вновь посмотрев на Круза, но у него все равно осталось впечатление незримо присутствующего при их разговоре Джона. Иден чуть дрогнувшим голосом добавила:
– И еще они могут спросить, почему я даже не попрощалась с ними, не пообещала, что однажды вернусь. Они даже не ждут и не надеются на мое возвращение, и это самое страшное для меня, ведь отсутствие надежды помешает им не только поверить в то, что я вернулась, но и в то, что я больше не брошу их. Я-то знаю, что это такое – потерять всякую надежду. Но… я знаю и как ее вернуть. Я помню, как однажды это сделал Джон, и собираюсь применить этот опыт, если потребуется. Но это точно только моя забота и моя проблема, и я не хочу привлекать тебя к ним. А вот ответы на их предполагаемые вопросы мне очень хочется обговорить и согласовать с тобой заранее. Как ты к этому относишься?
Круз слушал Иден и чувствовал, как страдание проходит, пропускается через его душу, высвечивая в ней такие уголки, о существовании которых он постарался забыть, превратив их в заброшенные задворки, но которым было известно и про потерянную надежду, и про отвержение веры, и про, как отчаянно хочется вернуть все это, когда потерянное кажется утраченным навсегда. Переполненный своим чувством сострадания к Иден, он понял, что почти готов не просто выдерживать облеченное в нежно-теплое облако ее голоса звучание имени Джона, но само чувство Иден к тому, кто продолжает сопровождать их, и о ком она не просто думает – о ком вспоминает и грустит. Круз ощутил замедление движения машины, и последовавшую за этим полную остановку, и заторопился ответить Иден на ее вопрос:
– Конечно, я согласен обговорить все варианты и выбрать самые достойные… Что случилось, Мигель?
Мигель флегматично ответил:
– Приехали, как договаривались. Здесь недалеко мой брат живет, возьму у него машину, чтобы обратно доехать.
Круз поднялся и вышел из машины, попутно разминая затекшие ноги, расплатился немного сверх обещанной суммы, они обменялись благодарностями, и Мигель пошел от них по тропе, ведущей через поле к видневшимся вдалеке скромным домикам. Иден тоже вышла из машины и Круз залюбовался утренним солнцем, вливающимся потоками в ее волосы и тем, как теплый ветер мягко перебирает их… вместо него. Иден огляделась по сторонам и обратилась к Крузу:
– Нам еще долго ехать?
– Примерно полчаса, – прикинув расстояние, ответил Круз.
– Что-о?! – Иден подхватила взметнувшиеся от порыва ветра волосы и с испуганно-радостным удивлением посмотрела на него; казалось, что она не может больше ничего сказать от того, что у нее перехватило дыхание.
– Ну да, я и сам немного… удивлен. – Круз несколько смутился, – Прости, я понимаю, что это неожиданно, ведь я не предупредил о времени, но обещаю, что мы успеем обсудить самые важные моменты, как договорились. Только не знаю, как лучше – здесь, или поедем и поговорим на ходу.
– Поедем, – решительно пришла в себя Иден.
Она села на переднее место, и Круз поторопился сесть за руль. Их последовавший за этим путь напоминал серьезные переговоры, на которых решается судьба империи, и Круз невольно подумал, что лимит времени заставил Иден собраться и вести их беседу в привычном для нее когда-то деловом русле, только вот предметом целенаправленного обсуждения являлась не финансовая корпорация, а их дети. Перекидывая друг другу фразы возможных детских вопросов и согласовывая свои ответы на них, они на удивление гармонично приходили к устраивавшим обоих выбору очередного варианта, и, хотя порой звучало авторитетное сочетание слов «Джон говорил, что…», Круз по мере продвижения их беседы все больше наполнялся уверенностью, что они справятся с тем, что может уготовить им предстоящая встреча, просто потому что оба хотят одного.
Круз остановил машину. Перед ними раскинулось поле, часть которого предстояло перейти, чтобы приблизиться к видневшемуся отсюда дому. Можно было бы, конечно, объехать поле, но Крузу казалось, что так будет лучше, и их постепенное приближение к детям, не на машине, а пешком, по-простому, позволит им не только настроиться на встречу, но и немного успокоится под размеренный танец шага. Иден смотрела на шумное многоцветье поля, радующее взгляд, с таким волнением и удивившими его потрясением и восторгом, что ее настроение передалось и Крузу, причем настолько сильно, что ему хотелось подхватить ее на руки и нести через это живое благоухающее море радужных волн к самому дому.
Иден кивнула каким-то захватившим было ее мыслям и вошла в густую смесь цветов. Круз в два шага догнал ее и пошел рядом. Сочный запах трав окутал их, и кажущееся задымленным от выпавшей росы зеленое покрывало постепенно расступалось перед ними, оставляя за собой еле приметные следы. Дом становился все ближе, и можно было хорошо рассмотреть весь его умытый утренней свежестью фасад. На втором этаже в одном из окон среди частого переплета мелькнул блик; пропав на секунду, он вновь появился, после чего окно распахнулось и в нем показалась тонкая мальчишечья фигурка. У вмиг застывшего на месте Круза возник эффект моментального приближения: он вдруг увидел лицо сына так близко, что рассмотрел даже царапину на его щеке. Иден остановилась, и Круз не сомневался, что и она увидела Чипа. Мальчик в окне тоже смотрел на них. Вдруг он резко выдвинулся вперед, и Иден, также, как и Круз, рванулась навстречу, опасаясь его падения, но Чип и не думал падать; он вцепился руками в подоконник и закричал, разнося над уходящим за горизонт полем колокольчиковый звон:
– Адри!!!... Они приехали!!!... Адри!!!
Чип исчез в проеме окна и через бесконечно долгие и невероятно короткие секунды вынесся из срывающейся от ураганного толчка с петель двери, но уже не один, а вместе с бегущей рядом с ним сияющей от счастья девочкой, и второй звонкий голосок помчался над полем, догоняя затихающий вдали мальчишечий:
– Мама!!!
Шелест травы, сминающейся под летящими к ним детям, усилился было от встречного движения Иден и Круза, но заглушился, пропал, потерялся под восторженными детскими криками, уносящимися в безоблачное небо, и рассыпающимся вокруг смехом… Чип отпустил наконец Иден и, также восторженно вереща, повис на Крузе, вдохнувшем его теплый и сонный еще запах. Он прижал сына к себе, сквозь странную пелену глядя на Иден с лучащейся радостью Адрианой на руках.
– Мама, почему ты плачешь?!... Не плачь!...
Иден улыбнулась дочери, но слезы еще сильнее полились из ее глаз, и Круз обнял сразу всех троих: и Адриану, потянувшуюся к нему в ответ, и Иден, прижавшуюся лицом к мягким волосам дочки, и Чипа, продолжающего изо всех сил обхватывать его за шею. Его объятий хватило на всех сразу и спавшая с глаз пелена покинула его вместе со слезами, и с необыкновенной ясностью он увидел, услышал и почувствовал, как прозрачной каплей звенит даль, как льется с манящего неба песня ранних птиц, и как подхватывает ветер, поднимая к небесам, его благодарный восторг, идущий из самого сердца.
© OlGal, 2013
Сообщение отредактировал OlGal: Понедельник, 13 мая 2013, 17:29:28
Вход
Регистрация
Правила_Сообщества
0
Последние сообщения
Суббота, 11 мая 2013, 16:13:32
Gold (Вторник, 11 декабря 2012, 13:12:09) писал:
Наверх
