Лия, алёнка77, Gold, Иден Барр, Amor! Спасибо большое за комментарии, отзывы, отклики, впечатления и творческо-смайликовые предложения!
алёнка77, спасибо большое за специализированную консультацию!
Возможно, я не все по этому вопросу передала реалистично и достоверно, исходя из авторского подхода, поэтому, если что – претензии ко мне.
Итак:
– Это правда, Джон?!
Джон стремительно развернулся и пошел прочь от нее так быстро, что она не успела ни понять секундную перемену в его взгляде, ни окликнуть его, уже почти убежавшего на достаточное расстояние. Иден в растерянности смотрела ему вслед и, лишь когда он зашел в институт, к ней вернулся весь гнев и она тоже пошла от берега, полная решимости выплеснуть свою злость и перестать чувствовать себя настолько беспомощной. И она точно знала, как она это сделает.
* * *
Сделает или нет? Джон все-таки решил, что упоминание об инциденте со Стефаном Краучем сделает его рассказ о похищении более доказательным, и когда дверь без стука распахнулась и к нему в кабинет вступил Сильвер, у него не осталось не только сомнений в теме предстоящего разговора, но и в его ходе. Его устрашающий многих собеседник даже не заметит, кто именно направляет их беседу, слишком уж он в одной плоскости думает о Джоне, несмотря на то, что мнит себя превосходно разбирающимся в людях.
– Здравствуй, Джонни. Здравствуй, мой мальчик.
От такого примитивного подхода с целью принизить человека, обращаясь к нему как у ребенку, Джон внутренне презрительно поморщился, но тут же напомнил себе, что не стоит недооценивать своего гостя: даже если тот предсказуем во всех возможных отношениях, то вполне умен и проницателен в целом. Джон вежливо, будто они встретились за чашечкой кофе перед научным совещанием, склонил голову и произнес:
– Здравствуй, Сильвер. Не желаешь ли присесть?
Сильвер подмигнул ему, что выглядело не слишком лицеприятным, учитывая его внешность, и, умащиваясь в кресле напротив, проронил:
– До чего ж ты спокоен, парень. Тебе бы не за своими безумными идеями гоняться, а изобрести какую-нибудь настойку «Джон-в-тон» и процветать на рынке успокоительных препаратов. Я тебе всегда говорил, что не те таланты ты в себе раскрыл. Я закурю…
Еще один примитивнейший ход – ставить перед фактом. Джон заскучал, одновременно радуясь тому, что кресло, на котором обычно сидела Иден во время часа новостей, он переставил в пространство между столиком и книжным шкафом, где никому, кроме него, не вздумается расположиться. Если бы этот корсар развалился в ее кресле, да еще и попыхивая своей трубочкой, Джон бы, наверное, изменил нерушимое мнение сегодняшнего собеседника о себе, как о хладнокровном интеллектуале.
– Новости есть? – Джон и не подумал дожидаться завершения курительного ритуала.
– Это ты у меня спрашиваешь?! – Сильвер удивленно воззрился на Джона и на некоторое время забыл про трубку, с наслаждением ударившись в поучительную, и вновь такую предсказуемую, нотацию. – Это я у тебя должен спросить! И не только это, а еще и то, как это у тебя из-под носа впервые за столько лет экспериментальной работы сбегает участница эксперимента, да еще и такая, за которой ты должен был и днем, и ночью следить, тем более, что ты был предупрежден о том, что ее муженек сюда может заявиться!
– Он ее бывший муж.
– А что это меняет? Разве это отменило ее побег или, раз уж ты так настаиваешь, похищение?! Еще раз повторяю: за ней надо было смотреть и днем, и ночью!
– Особенно ночью. Именно в это время суток я бы получил от слежки за Иден ни с чем не сравнимое удовольствие, – смакуя каждое слово и особенно ее имя, вкрадчиво произнес Джон, почти наслаждаясь пониманием того, что бесцеремонный курильщик и не догадывается о том, что в этой его фразе каждое слово глубоко искренне. Джон замолк в ожидании еще одной предсказуемой реакции на его слова как на претендующие на иронию.
Сильвер поперхнулся и закашлялся в мелком смехе:
– Знаешь, я раньше думал, что ты гомосексуалист. Даже шуточки, помню, отпускал по этому поводу, как наивный дурак. Но когда в один прекрасный день я услышал, что ты асексуал, я был очень разочарован, и знаешь, почему, малыш Джонни?
– Осмелюсь предположить, что только лишь из-за того, что ты не смог найти ни одной шутки на тему асексуализма, – отчеканил Джон, одновременно вспоминая о том, как вся его выпестованная асексуальность бесповоротно капитулировала во время одной из встреч на берегу, о чем он, впрочем, не собирался никому сообщать.
– Скучный ты человек, Джонни, – Сильвер скривился и начал складывать свою трубку. – Тебе никто не говорил, что ты всегда омерзительно прав?
Джон пристально посмотрел на Сильвера, и в то время, как перед его мысленным взором предстал разговор с Иден про две бочки, он серьезно сказал:
– Это слишком рискованно.
– Слишком рискованно будет, если ты, или я, или мы не поймаем этого любвеобильного мексиканца и его женушку. И чего это он будто с цепи сорвался? Жил себе спокойно, такое одолжение нам всем делал и вдруг выкидывает фокус. Отцовские гены взыграли, что ли?
Джон чуть прищурился и с удовлетворением заметил, что Сильвер клюнул и на эту удочку, накинувшись на его знаменитый прищур, как оголодавшая акула на незатейливую рыбешку.
– Ну, выкладывай, что там у тебя в рукаве… Что так удивленно смотришь? Я твою ограниченную мимику за столько лет вдоль и поперек изучил. Ну так, что там у тебя?
Джон хмыкнул, весьма довольный пока ходом разговора, и перешел к главному:
– Я понял, каким образом Кастилио не только узнал про остров и то, что его бывшая жена находится здесь, но и как он узнал про туннель в библиотеке, через который и похитил Иден.
Сильвер с мрачным интересом глянул на него:
– Ну, и…? Объясни.
– Это ты мне объясни, зачем ты вернул на остров Стефана Крауча после того, как я его отсюда вышвырнул? – Джон постарался вложить в вопрос и презрение, и гнев, хотя гнева было больше, и он был связан не только с непосредственным возвращением Крауча на его рабочее место.
– Это кто еще? – удивился Сильвер.
– Охранник, превысивший свои полномочия, чего я не потерпел и не намерен терпеть и впредь, по крайней мере, на моем острове! Во второй свой приезд он пробыл здесь сутки, ровно столько мне понадобилось, чтобы его уволить без права восстановления! – Джон в полутон повысил голос.
– А-а, ты про этого, ну, того, что поранил твою беглянку? Она вроде легко отделалась, что-то с рукой, кажется. Я так и не понял, за что ты его так измочалил. Сам-то не превысил полномочия? А?
Джон внутренне подобрался, чтобы не выдать своего истинного состояния, и произнес, обрывисто и тяжело роняя слова, словно литые стеклянные шары:
– Тот, кто призван на службу охранять, несколько минут удерживал женщину, едва не сломав ей руку лишь потому, что держал ее, заламывая эту руку в разных местах, отчего женщине ее пришлось залечивать, пропуская некоторые важнейшие задания, не говоря о пережитых физических и моральных страданиях. Ему повезло, что я на пятом ударе остановился.
Сильвер слегка поморщился:
– Эта женщина, насколько я помню, хотела чуть ли не ночью найти что-то в библиотеке и проникла туда тайно.
– Это. Не. Оправдание.
Джон чувствовал, что у него темнеет в глазах и что он вот-вот выдаст свое личное отношение к той ситуации. К его облегчению, в этот момент Сильвера позвал охранник с сообщением, что в соседний кабинет принесли то, что он просил, и Джон на несколько минут остался один на один со своим тяжелым, и одновременно исполненным бесценного откровения, воспоминанием о том вечере…
…Когда Джон с отчаянно бьющимся и вырывающимся из груди сердцем выпустил из своего почти объятия Иден, отстранившись от нее на шаг назад, он почувствовал, что ничего не хочет так сильно, как вернуть и продлить как можно дольше последнюю минуту, несмотря на понимание, что еще мгновение – и он бы...
Пока он высказывал свою просьбу, ему стоило огромного труда не показать перехлестывающего волнения, беспокойства и участия. Больше всего его тревожила печаль и гнев в ее глазах, казавшихся сейчас почти зелеными... Он все-таки смог вызвать у нее немного доверия… Она протянула ему газету и Джон, уже догадываясь, что именно он может там прочесть, медленно развернул ее и с мгновенно вспыхнувшим гневом увидел заголовок. Он читал и продолжавшая заполнять его ярость требовала немедленного выхода. Как они посмели?! Иден… что было с ней, когда она прочла это? Он не смог это предотвратить, но он может сделать так, чтобы за это ответили. Ему нужна была минута, чтобы собраться с силами и взглянуть Иден в глаза… Он поднял голову и встретился с ней взглядом. В ее ответном взгляде было столько надежды и веры в его слово, что он окончательно поставил точку в своих сомнениях, изматывающих его последние недели, и принял решение. Джон резко развернулся и самым быстрым шагом, на который он был способен, отправился в кабинет, сжимая в руке источник лжи.
С кого начать? За секунду сделав выбор, Джон поднял трубку и набрал несложный номер. Занято. Выждав минуту, он попробовал вновь, дозвонившись лишь через пять минут.
– Вы должны завтра в десять предоставить претендентов на должность специалиста по информационным воздействиям.
Джон нажал рычаг, выждал несколько секунд и набрал короткий номер:
– Я был категорически против ложной информации и столь шокирующего воздействия на участника эксперимента. Вы воспользовались моим отсутствием, чтобы доказать мне свою профессиональную непригодность вкупе с неспособностью подчиняться старшему по рангу. Вы уволены без права восстановления в рамках островных экспериментов. В девять утра вас ждет катер, а через неделю – разбирательство на совете. Повестку вам пришлют.
Легче не стало. Лавовый поток ярости придержал сигнал по внутреннему телефону.
– Мистер Джон? Это Стефан Крауч, охранник. В библиотеке повторный инцидент. Она пыталась вырваться, но я ее…
Не успела трубка коснуться рычага, а Джон уже стремительно вышел из кабинета, показав рекордную скорость пробежки до библиотеки, и через двадцать секунд распахнул дверь…
Иден с крайне независимым видом и с застывшими в глазах слезами стояла у окна, а охранник крепко держал ее за плечи, и ниже локтя на открытом участке левой руки Джон с болью увидел свежие синяки.
– Мистер… – охранник обмер и осекся, раздавленный взглядом руководителя эксперимента.
Джон, наливаясь новой яростью, несопоставимой по силе с той, что бушевала в нем несколько минут назад, вбил первый гвоздь в крышку гроба Стефана Крауча:
– РУКИ, – охранник отдернул руку от Иден.
– АПТЕЧКА, – после второго гвоздя охранника вынесло из комнаты.
Джон подошел к Иден, развернул к ней кресло, и бережно придерживая ее за плечи, усадил в него. Он налил из графина, стоящего рядом на столе, воды, и вложил стакан в правую руку Иден.
– Пожалуйста, Иден, выпей это маленькими глотками.
После короткой паузы Иден кивнула и поднесла стакан к дрогнувшим губам. У Джона сжалось сердце и он мягко произнес:
– Иден… – она посмотрела на него. – Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас боль, но я постараюсь как можно быстрее облегчить ее. Ты можешь рассказать, что случилось?
Иден сделала еще один глоток, затем вернула стакан Джону и негромко проговорила:
– Я хотела убедиться кое в чем… по поводу этого интервью. Он… сопровождал меня от берега, и в библиотеку тоже прошел, но запретил мне дальше порога заходить, из-за вчерашнего… Я проигнорировала его слова, он догнал меня и просто заламывал мне левую руку и требовал стоять на месте, пока ты не придешь, а дозвонился не сразу…
Джон, молча сострадая, еще мягче спросил:
– Только левая рука пострадала?
Иден кивнула. Джон наклонился к Иден и попробовал осторожно закатать ей рукав на пострадавшей руке; поняв, что дальше локтевого сгиба дело не идет, он вытащил из ящика стола ножницы и быстрым ловким движением разрезал рукав по шву, к самому его верху.
Иден охнула и Джон обеспокоенно спросил:
– Я причинил тебе боль?
– Это одна из любимых моих блузок, – казавшаяся несколько шокированной его поведением, отозвалась Иден.
– А-аа… Я об этом не подумал, – ответил Джон, скрывая возникшее смущение за маской невозмутимости, – но вообще-то, так быстрее.
– Быстрее? – Иден растеряно взглянула на него.
– Именно так, – стараясь сохранить спокойный тон, за которым, помимо смущения, росло и другое чувство, сказал Джон. – Чтобы тебе не чувствовать себя в то время, что я буду смазывать синяки, беззащитной, оставшись без блузки, мне пришлось бы идти к тебе в комнату, находить блузку с короткими рукавами (кстати, не помню, чтобы у тебя такие были), затем ждать, когда ты переоденешься; в общем, на все это ушло бы много времени, а оно бесценно, когда хочешь уменьшить боль.
Джон говорил это и одновременно отодвигал ткань взрезанной блузки, полностью обнажая и внимательно осматривая левую руку Иден, оказавшуюся почти по всей длине покрытую синяками. Джон сдержал готовые одновременно прорваться сочувственные и гневные восклицания.
В это время в комнату быстро вошел охранник, поставив аптечку на стол рядом с Джоном, и тот метнул в Крауча, не оборачиваясь, еще один гвоздь:
– ЖДИТЕ меня в первом кабинете.
Обреченный охранник вышел, оставив Джона наедине с Иден и ее болью. Джон открыл аптечку, достал и распаковал шприц, и наполнил его лекарством.
– Это обезболивающее и успокоительное, недавняя разработка, очень удачная, – пояснил он, видя, что Иден внимательно наблюдает за ним.
Он замер на несколько секунд, понимая, что если вводить лекарство в правое плечо Иден, то ей придется все-таки если не снимать блузку, то по крайней мере, расстегнуть ее и... Не находя в себе силы допустить это, и в то же время с каким-то отчаянным тайным разочарованием, он приблизился шприцем к левой руке Иден, найдя на ее плече нежное, не попавшее под силовое воздействие, место…
– У тебя легкая рука, – с чуть заметной ноткой благодарности произнесла она.
– Надеюсь, что она такой и останется, когда я буду обрабатывать твои синяки.
Джон нашел подходящую мазь и склонился над рукой Иден. Он знал, что даже самые невесомые его прикосновения причиняют ей сейчас боль, и то, что те же самые прикосновения вливались в его пальцы горячей волной блаженства, причиняло ему страдание. Как можно бережнее он нанес мазь на самый устрашающий синяк, не заметив, как прикусил губу.
– Джон… – тихо позвала Иден и он посмотрел на нее. – Почему ты не спрашиваешь меня, что я забыла в библиотеке в это время?
– Наверное то, что снова не могло подождать до утра. Кажется, это не только входит у тебя в привычку, но и становится опасным увлечением.
– Ты узнал что-нибудь об этом интервью? – Иден вновь с надеждой посмотрела на него.
Джон опустил взгляд, с сожалением выпуская ее руку из своей, не удержавшись и проскользнув пальцами к ладони Иден, одновременно поддерживая ее и как бы оставляя, затем подошел к двери, обернулся на пороге и оттуда проговорил:
– Мне кажется, тебе помешали. Предлагаю воспользоваться моим отсутствием, чтобы узнать то, что тебя так интересует. Я скоро вернусь и провожу тебя до комнаты, пожалуйста, дождись меня… Пойду уволю Крауча.
Не дожидаясь ее реакции или ответа, Джон мягко прикрыл за собой дверь и стремительно пошел в направлении первого кабинета, на ходу снимая пиджак и отбрасывая его в сторону. Он закатал рукава рубашки, расстегнул верхнюю пуговицу и, войдя в кабинет и закрыв плотно дверь, не давая охраннику ни секунды на что бы то ни было, вместил всю отложенную ярость в силу своего первого удара… Когда он нанес ему пятый удар, инстинкт прорвался сквозь уменьшающийся гнев, и Джон остановился. Еще пара гвоздей, и все было бы кончено. Но он не убийца.
– Катер отходит в девять утра. Докладную на меня можете оформить в главном офисе на имя мистера Сильвера.
Джон твердой рукой закрыл дверь и, возвращая рукавам прежний вид и поднимая пиджак у дверей библиотечного зала, вошел туда, чтобы проводить до своей комнаты Иден.
* * *
Иден поняла, что еще немного, и она собьется со счета пауз, возникающих в ее рассказе Крузу. Это была пятая или уже шестая? Она не ожидала, что захочет смолчать о многом из событий, что происходили тем вечером, и что все это касается Джона и его показавшимся ей тогда странного и двусмысленного отношения к ней. Начав спотыкаться с момента их встречи на берегу, она с еще большИм трудом подобрала слова для описания оказания ей Джоном помощи, а теперь, когда дело дошло до пересказа того, как он вернулся в библиотечный зал, Иден и вовсе смешалась. Она вспомнила, как необычно выглядел Джон…
…Возможно, оттого, что Джон всегда был строго упакован в классические и часто элегантные костюмы, без пиджака он выглядел не просто открытым, а почти обнаженным; это впечатление усиливалось расстегнутой верхней пуговицей на его белой рубашке, и появившейся легкой небрежности в прическе. Глаза, бывшие перед его уходом из библиотеки почти черными, постепенно возвращали свой редкий цвет, и пока он стоял в проеме двери и молча смотрел на Иден, в них вернулась вся синева. Иден, почувствовав, что пауза натянулась, спросила:
– Ты уво… – она еще внимательнее оглядела слегка встрепанного Джона. – Ты ударил его?!
– Я просто проявил заботу… в том числе и о себе, – его сдержанный тон не совсем вязался с его почти бесшабашным видом и казавшимся теплым взглядом. – Надеюсь, ты нашла то, что искала?
Иден покачала головой и добавила, кивнув в сторону секции для специалистов:
– Замок слишком сложный оказался. Даже не ожидала.
– Твой талант и потенциал в этой области может проявиться совсем не так, как ты ожидаешь.
Не успела Иден подумать над обычной для Джона завернутой в двойной смысл фразой, как он просто сразил ее тем, что подошел к запертой двери и открыл ее одним из ключей, извлеченных им из кармана брюк. Он полуобернулся к ней и произнес:
– Постарайся не задерживаться…
Через минуту Иден вышла, чувствуя безнадежную какую-то горечь, и посмотрела на Джона, который подпирал закрытую дверь библиотеки, будто охраняя поход Иден, и в то же время дожидаясь ее возвращения.
Когда она подошла к нему ближе, он молча открыл дверь, сопровождая свое действие приглашающим жестом, и когда Иден проходила мимо него, деликатным, естественным, и в то же время не приемлющим возражения движением обнял ее плечи своим пиджаком.
Они шли под темным уже небом, на котором постепенно, с мягким перестуком, проявлялись звезды, и Иден, несмотря на все пережитое за последние два дня, вдруг подумала, что сегодняшний день заканчивается не совсем уж и безысходно… На пороге ее комнаты Джон остановился и глянул на нее с обычным для себя серьезным видом.
– Я могу помочь тебе чем-нибудь, Иден? – даже не спросил, а как ей теперь кажется, уточнил Джон.
– Вряд ли ты еще чем-то можешь… Разве что правдой об интервью.
Джон на этот раз не медлил ни секунды:
– Вся статья – ложь! – неожиданно горячо воскликнул он, удивив этим Иден, и в то же время помешав ей поверить его словам.
– А может, ты говоришь так, чтобы просто… чтобы…
– Чтобы уменьшить твою моральную и физическую боль? Я не лгу.
– Но я видела факты, там, в библиотеке!
– Факты могут быть истиной, но правда заключается в том, как мы видим эти факты. И порой правда способна доказать, что и истина бывает лживой!
Эта фраза показалась Иден перебором даже для Джона, и именно она почему-то вызвала в ней упрямое недоверие его словам.
– С трудом вериться, что ты об этом совсем ничего не знал! – резко сказала Иден и решительно зашла к себе в комнату, не менее решительно и не оборачиваясь, закрыв за собой дверь…
Через минуту она поняла, что пиджак Джона остался на ней, и осторожно приоткрыла дверь. За ней никого не оказалось, и она, обхватив пиджаком спинку кресла, переоделась, стараясь не беспокоить травмированную руку, и легла, на удивление быстро погрузившись в сон. Утром пиджака в комнате не оказалось… Не оказалось и Джона на острове, а когда через три дня он появился вновь, Иден почудилось сном все, что произошло в библиотеке, настолько сдержанно и спокойно он себя вел, ни единым намеком не напоминая о том вечере во время их обычных нечастых встреч на берегу, проходящих в традиционном обмене утонченными колкостями изящных пикировок, доставляющими привычное удовольствие, кажется, обоим.
…Иден в рассказе Крузу о том вечере, обходя с неимоверным трудом все почему-то волнующие ее сейчас много больше, чем тогда, взгляды, прикосновения и даже многие слова, довела-таки их с Джоном до двери ее комнаты, и с огромным облечением сообщила:
– Я еще раз спросила его, правда ли то, что написано в интервью, и вообще само интервью.
Круз, в который уже раз за время ее рассказа, беспокойно шевельнул руками в кармане джинсов и уточнил:
– И что он ответил?
Она вдруг поняла, по какой еще причине не сообщает Крузу подробности того вечера. Иден вновь обошла слова Джона, на этот раз про его желание уменьшить ее моральную и физическую боль, завершая свой пересказ:
– Что это неправда. И что-то из своих возлюбленных метафор, в которые нормальный человек в это время суток не рискнет вникать без причинения вреда здоровью. Кажется, что между правдой и истиной существует разница.
Круз с удивлением посмотрел на Иден:
– Как считаешь, на что он мог намекать? Впрочем… в свете последних событий нетрудно догадаться.
– Правда? – чувствуя странную смесь неловкости, скрытого вызова и удовольствия, спросила Иден.
– Истина… – отозвался Круз с не менее странной интонацией в голосе.
Он покачался на месте, не винимая руки из карманов, поднял голову вверх, где рассыпчатые звезды постепенно прощались с ночью, и задумчиво продолжил:
– Занимательная история. Очень. Я ее так ясно представляю, как будто сам был свидетелем всего этого.
Нотки в голосе Круза становились все более неоднозначными, и Иден не могла понять, отчего ее начинает пробирать дрожь от его тона. Что Круз имеет ввиду? Если он почувствовал, что она что-то не договаривает про их отношения (как будто это можно назвать отношениями!) с Джоном, то в этом она ни ему, ни себе помочь не может; она и так сделала, по крайней для себя, все, что смогла в этой ситуации. Или тут что-то еще, что она не заметила, слишком эмоционально увлекшись теми событиями, в то время как Круз это что-то обнаружил с профессиональной точки зрения? Или он что-нибудь понял нелицеприятное о Джоне? Вдруг Иден поняла, что этого ей хочется меньше всего. А если быть полностью откровенной с собой, то не хочется категорически.
– И знаешь, почему? – еще более задумчиво и продолжая смотреть на медленно светлеющее небо, спросил Круз, удивительным образом адресуя свой вопрос не только ее словам, но и ее мыслям.
– Нет… Но ведь ты скажешь? – Иден захотелось его встряхнуть, такой нарочитой показалась ей пауза.
Круз медленно повернулся к ней, оставив наконец-то в покое небеса, и с убийственной простотой, пошатнув почву у нее под ногами и не подозревая, похоже, насколько она нуждается сейчас в поддержке, ответил:
– Потому что все участники этой захватывающей истории о тайне газетного интервью мне знакомы лично. Стефан Крауч – мой знакомый и бывший коллега. Но это не все. Я знаю последние новости о нем. Он был убит выстрелом в сердце.
© OlGal, 2013
Вход
Регистрация
Правила_Сообщества
0
Последние сообщения
Понедельник, 22 апреля 2013, 20:29:35
алёнка77 (Суббота, 22 декабря 2012, 17:16:17) писал:
И, конечно, за то, что видишь символику, на этот раз «переливчато-звездную»
Наверх
Не ожидала, что «статья» вызовет ощущение, что таковая была в сериале, это интересно, по-моему.
(только посимпатичнее, чем этот смайл).
что я имела в виду. Вот как Иден Барр не понимает, как можно одновременно быть обиженной на мужчину и желать его, так и у меня свое видение ситуации с Джоном и чувствами Иден в данном случае 
На мой взгляд, если женщина, глядя на мужчину, который ее волнует, вспоминает другого, это означает, что чувства к тому, другому, сильнее, чем к присутствующему. Это мое убеждение, хотя я понимаю, что жизнь очень разнообразна и человеческие чувства весьма разнообразны в своем проявлении. Тем не менее. Безотносительно к героям, саму ситуацию я вижу именно так и именно это мне не нравится. Потому что в этом случае чаша весов не в пользу Круза 
Мне были бы понятно, если бы Иден чувствовала что-то к Джону (и даже в сексуальном плане, и даже если бы у них что-то было) до появления Круза, но не теперь. Что она именно в этот момент вспомнила Джона, для меня очень большой минус в их отношениях с Крузом. Надесь, автору удасться меня переубедить 
, несмотря на различие во мнениях. Хочу объяснить ситуацию в лодке. Порой большинство из нас, наверное, погружаясь в какую-нибудь трудную проблему, на замечает, не ценит, не принимает во внимание того, что происходит вокруг, и лишь со временем удивляется и даже сожалеет, мол, как же так, ведь было и то, и то, а я не замечала. Иден, жаждущая свободы и много думающая о тех, кто на той самой свободе, кто может помочь со стороны этой самой свободы осуществить ей этот побег, вдруг понимает, что не все так, как казалось, и на острове, откуда она так рвалась, остается человек, который не просто готов был ей помочь, который НА ЕЕ СТОРОНЕ. Как она может «выкинуть» его из лодки и перестать думать о том, кто рискует собой и даже поступается своими принципами? Даже если бы он ей и вовсе не был симпатичен, и то из простого любопытства почти любой нормальной женщине захотелось бы, кмк, вспомнить и перебрать многие моменты их встреч и разговоров в поисках знаков и намеков с его стороны в желании оказать ей помощь. А тут еще и ТАКОЕ прощание! Тоже захочется в чувствах своих разобраться, и вспомнить, и понять, и даже что-то открыть для себя. По-моему, редко что так способно покорить сердце или душу женщины, как благородство, мужество или подвиг, выраженные в оказании ей помощи. С удовольствием подискутирую по этому вопросу. И по поводу Круза. Если я буду потакать ему, то я потеряю к нему свою любовь и уважение. Я человек сложнющий, вреднющий и вообще кошмар. Я считаю, что человек должен давать СЕБЕ шанс, а не кто-то - ему. Шанс могут предоставить обстоятельства, можно дать шанс вдвоем отношениям друг с другом. Если одному человеку ДАВАТЬ другому человеку шанс, то половина ответственности за предоставленный шанс ложиться на того, кто его дает. И какая же цена тогда этому? В данном случае считаю (могу жутко ошибаться) несправедливым и нечестным давать Крузу дополнительный шанс. Он его уже получил через просьбу о помощи и его впереди ждут немыслимые трудности. И не только его. 
Как долго Иден будет закрывать глаза на очевидное? 
Спасибо за тропический водопад! 
