Вход
Регистрация
Правила_Сообщества
0
Последние сообщения
Четверг, 27 августа 2009, 06:26:40
— Мейсон, иди сюда — папа нас сфотографирует, — София держала на руках крохотного Теда, а вокруг нее расположились ее белокурые ангелочки. Мейсон — высокий худой подросток, как всегда, чувствовал себя чужим в их гостиной, великолепно украшенной на Рождество.
— Я не хочу фотографироваться.
— Не хочешь — не надо… Дорогая, дети, смотрите в объектив, — сказал СиСи.
В школе мальчишки будут обсуждать подарки на Рождество. А Мейсон что скажет? Это только в бедных семьях детям на праздники одежду дарят. Все нормальные родители на Рождество стремятся порадовать ребенка чем-нибудь необычным или очень желанным, а Мейсону подарили костюм, который все равно нужно было купить. Он бы это еще пережил, но как можно без зависти смотреть на подарок Ченнинга — пони? А ведь Ченнинг еще мал, да и животное ему доверять нельзя, вот надоест оно ему и останется без любви и ласки, а ухаживать за ним в любом случае будет прислуга.
К семи годам Ченнинг полной мере осознал, что все в этом мире — для него. Он — наследный принц гигантского состояния и объект огромной любви отца и матери. Этот ребенок твердо уверен, что все его желания и капризы подлежат исполнению, а боль других может приносить удовольствие.
— Мамочка, я люблю тебя, — говорит Ченнинг, прижимаясь к Софии, и ослепленная любовью мать не замечает, что сын делает это так, чтобы их видел Мейсон. Затем, выбрав момент, он подходит к Мейсону:
— А твоя мама где? Она тебя бросила, потому что ты ей не нужен? Или ее выгнал папа, потому что она не такая красивая, как моя?
Мейсон — крепкий мальчик, в школе даже старшие ребята его не задирают и он живо разделался бы с маленьким гадом, гнева отца не побоялся бы. Умом он понимает, что мать не вернется, как хорошо себя ни веди. Но крепко в сознании сидят мамины слова: «Веди себя хорошо и я вернусь» и надежда шепчет Мейсону: «А вдруг?», потому не может он переступить через запрет, который сам себе поставил и вести себя так, как того требуют обстоятельства, а не страхи маленького испуганного мальчика. А потому сжимает зубы и кулаки и не отвечает на выпад маленького ублюдка. «Ничего, ты у меня еще попляшешь, я на тебе так отыграюсь, как ты сейчас и представить себе не можешь. Я превращу твою жизнь в ад и ни мамуля, ни папуля тебя не спасут».
— Папа, а когда я буду директором «Кепвелл Энтерпрайзис», компания будет больше, чем сейчас? — естественно, Мейсон это слышит.
— Конечно больше, Ченнинг, ты будешь главой одной из огромнейших компаний в США.
Однако Ченнинг понимает, что рядом с ним растут две принцессы и издеваться над ними нельзя. С Иден они иногда играют, иногда дерутся, но мальчик понимает, что она ему ровня, в отличие от Мейсона. Келли еще мала и не особо ему интересна. А о Теде пока и говорить нечего.
Мейсон смотрел на сестер, резвившихся вокруг елки. Как ни странно, когда родилась Иден, он не испытал той горечи и ревности, которые сопровождали появление Ченнинга. Малютка его забавляла и иногда он просил Софию дать ее подержать. К Ченнингу Мейсон совершенно никаких родственных чувств не питал, а в сестре, когда она немного подросла, Мейсон видел некоторые свои черты — малышке нравились те же игры, что и ему в ее возрасте. Однако иногда и она своими капризами и зазнайством раздражала Мейсона, да и к Ченнингу сестра привязана больше, чем к сводному брату. Когда родилась Келли, Мейсон решил ее не любить — все равно ведь Ченнинг ее против него настроит, но малютка так трогательно льнула к Мейсону, что его сердце не могло молчать в ответ. «Чем моложе ребенок Софии, тем он лучше получается», — решил мальчик. А если следовать этой теории, у Теда все шансы стать милым малышом.
— Ты даже на Рождество не можешь быть нормальным ребенком! — орал СиСи. — Ты что, не видишь, как Софии тяжело сейчас, без помощи Розы, управляться с пятью детьми? Она так замечательно подготовила праздник, так долго наряжала елку. А ты свою вину признать не можешь — валишь на младших брата и сестру.
— Да не ронял я эту елку! Почему ты мне не веришь? И я не виноват, что у Розы — грудной сын и она не может помогать по дому. Если Софии так тяжело, почему она не возьмет другую прислугу на время?
— Не смей так разговаривать со мной! В чем ты хочешь меня убедить? В том, что Ченнинг и Иден — лжецы? Я не хочу больше с тобой разговаривать и я тебе запрещаю выходить сегодня из комнаты.
— Папа, поверь мне, это были Ченнинг и Иден, — голос Мейсона звучал умоляюще, а в глазах светилась надежда, что отец хоть раз в жизни поймет его. Но отец молча развернулся и ушел.
Мейсон остался один. Ничего необычного сегодня не произошло. Ченнинг и Иден, как всегда, нашалили и, как всегда, свалили все на Мейсона. Не первый случай и не последний. Но это была капля, переполнившая чашу терпения. И теперь Мейсон испытывал не просто обиду, горечь и страх перед отцом, теперь им завладела Ненависть. Она заполнила все его сердце, она слепила глаза, заставляла сжимать кулаки и зубы и больше никаких чувств не оставалось. Мейсону казалось, что ему в сердце вставили крутящийся винт, а такое сердце любви испытывать не может. В этот момент он не любил ни сестер, ни Теда, ни своего пса. И впервые от всей души пожелал смерти отцу и Ченнингу. Мальчик обещал себе разделаться с ними, как только представится возможность, хотя и не знал когда и что именно он с ними сделает. Воображение рисовало разные картины.
Отец, старый больной и нищий, просит Мейсона приютить его, говорит о том, что никто из других детей знать его не хочет, а Мейсон его выгоняет.
Отец выгоняет из дома Софию и Ченнинга, на коленях просит Памелу вернуться к нему и умоляет Мейсона простить его.
Ченнинг разочаровывает СиСи и тот выгоняет его, говоря при этом, какой у него замечательный старший сын.
Ченнинг умирает от тяжелой болезни и его родители убиты горем. Или нет — Ченнинг вместе с Софией гибнут в автокатастрофе — этого отец точно не переживет.
Можно представить еще много ужасов, которые постигнут его злейших врагов и они заплатят за все страдания Мейсона. Мейсон расплакался — ну почему у него все не так, как у других детей? Почему Бог это позволяет? Ведь Ченнинг в сто раз хуже него — он лживый, корыстный, в нем ни капли сострадания, а живет по-королевски и купается в любви. Мейсон думал, что отец рано или поздно заметит, что первенец больше похож на него, чем Ченнинг, но этого не произошло, именно в Ченнинге СиСи видел свое продолжение. «Будь они прокляты», — повторял Мейсон. Сколько усилий он потратил, чтобы заслужить если не любовь, то хотя бы уважение СиСи, но эти старания замечают все, кроме отца.
— Мейсон с твоим упорством, способностями и эрудицией ты далеко пойдешь, тебя ждет блестящее будущее, главное — не останавливайся на достигнутом, — говорит его учительница.
— Барни, посмотри, как много Мейсон читает, ну почему же ты у меня такой лентяй? — говорит мама его приятеля.
— Мамочка, ну оболтус я, что тут поделаешь? — беззаботно отвечает Барни. И Мейсон видят, что оболтуса-то любят таким, какой он есть, а его, Мейсона, не любят, несмотря на все достоинства.
— Чем ты занят? Ты уроки сделал?
— Сделал. Я читаю.
Отец взял книгу у него из рук.
— Что это за ерунда?
— У нас в школе сейчас все эту книгу читают.
— Лучше бы уроки повторил или Рубену в саду помог, чем такой дребеденью заниматься.
И что толку, что Мейсон — самый послушный мальчик в школе, а может, и в городе? У него даже пес послушный — не тявкнет лишний раз. А все равно никто дома его не похвалит.
Мейсон не знает, сколько времени он провел плача, проклиная свою жизнь, отца и Ченнинга. На Софию он тоже был зол, но в меньшей степени. Она ведь Мейсону не мать и не обязана его любить и она относится к нему намного лучше, чем отец и брат. Внезапно мальчик обнаружил, что он уже около трех часов находится в этом состоянии, а ему казалось, что прошло всего минут сорок. Мейсон испугался: «Наверное, я схожу с ума». Кажется, он и видеть стал хуже от напряжения и это отрезвило его. «Так ведь и ослепнуть недолго». Он прислушался к своему сердцу — оно бешено колотилось. «Еще и инфаркт можно получить». Мальчик постепенно приходил в себя. Келли… Она ведь указывала сегодня на Иден и Ченнинга, когда София спросила, кто уронил елку, и вообще, она такая миленькая — как можно ее не любить? Да и Тед еще ничего плохого не сделал, чтобы заслужить нелюбовь брата. И почему Мейсон подумал, что больше не любит их? А его пес, Ден…
Мейсон потихоньку вышел из комнаты и пошел к собаке.
— Ден, как я по тебе соскучился, я так тебя люблю! Как я мог сегодня подумать о тебе то, что подумал? — с появление Дена в доме Мейсон стал чувствовать себя не таким несчастным, да и с Барни появилось больше тем для разговора. Обливаясь слезами, Мейсон гладил своего пса. («Такой большой мальчик, не стыдно плакать?» — сказал бы его отец). Мейсон поцеловал Дена в кожаный нос («Сколько раз тебе говорил: не целуйся со своим псом — на нем куча микробов. И почему ты не переодел костюм? Хочешь его испачкать?»)
— Ден, я, наверное, совсем больной — слышу слова отца, даже когда его нет рядом.
Пес от нежности ушки прижимал, глядя на хозяина.
— Ложись на спинку, я почешу тебе брюхо, как ты любишь… Если бы ты понимал, что я из себя представляю, ты бы меня не любил. В меня, наверное, дьявол вселился, раз я желаю отцу и Ченнингу ужасных мучений.
С того Рождества Мейсон еще больше замкнулся в себе и стены, оделяющие его от других людей, стали еще толще. СиСи он ненавидел. Хуже того — он любил его. А самое плохое — не мог лгать себе, что не любит отца. Злость Мейсона на отца и Ченнинга и досада на жизнь никогда не прорывались наружу и разъедали мальчика изнутри. Мейсона такие мысли посещали, что он в ужас приходил и все больше убеждался в своей порочности, но поделать с собой ничего не мог и в голове у него крутились ужасы, которые он желал своим врагам.
Сообщение отредактировал Clair: Среда, 31 января 2018, 06:45:07
Наверх
Цитата
