Все сначала.

– Вальтер, я ухожу, – Никита подошла к длинному столу старого друга и с громким шлепком бросила перчатки на исцарапанную металлом столешницу.
– Спокойной ночи, сладкая, – бесстрастно ответил Вальтер, не отрываясь от работы.
– Ты не понял меня: я ухожу СОВСЕМ.
– Да? – теперь он с интересом на нее посмотрел и даже отложил отвертку. – Когда шутка закончится, скажи, чтобы я посмеялся.
– Она закончилась, смейся.
– Ты встала не с той ноги или кто-нибудь перешел тебе дорогу?
– Я не справилась, я больше так не могу. Я сама себя не воспринимаю в роли шефа, что уж говорить об окружающих...
– Знаешь, я не думал, что ты способна сдаться без борьбы. Ты на этой должности всего год...
– Целый год, Вальтер!
– ... всего год. Разве можно делать выводы? Это очень серьезная должность, очень ответственная и жестокая.
– А я не умею быть жестокой. Вальтер, я ухожу.
– Я не приду к тебе на похороны – их попросту не будет.
– Какой же ты бессовестный!
– А чего ты от меня ждешь? Разве ты можешь просто так взять и уйти, как увольняются с работы? Кто тебя теперь отпустит? Ты целый год возглавляла такую мощную сверхсекретную организацию! Никита, не сотрясай воздух, я тебя умоляю, – Вальтер в сердцах схватил свою отвертку и запустил ее в стену.
– Не кипятись, – ее взгляд стал отстраненным. – Я могу хотя бы представить себе, что принимаю какой-либо ответственное решение сама?
– Ты все решения принимаешь сама.
– Нет, осуществление любого из них мне должен позволить Центр.
– Ты ведешь себя сейчас, как маленькая капризная девочка. Вернись, когда успокоишься.
– У меня сегодня совещание в Центре, – ответила Никита уже более миролюбиво. – Мне так не хочется туда идти!
– Знаешь, у меня тоже нет никакого желания возиться с этим прицелом. Давай оба плюнем на наши обязанности и пойдем в ресторанчик пить виски. Ты – не человек, Никита, ты перестала быть человеком, когда оказалась в этом месте, но до сих пор пытаешься вести себя так, как будто варишь кашу на маминой кухне.
– На маминой кухне? – она грустно усмехнулась. – Знал бы ты, как меня принимали на маминой кухне...
– Ну давай сейчас еще и на прошлое свое пожалуемся. Твоя мама, между прочим, почти нашла тебя здесь, а такое под силу только человеку, который посвящает поискам всю свою жизнь. И я не хочу больше слышать ничего на эту тему. Все, ты меня рассердила.
– Старый добрый Вальтер, – Никита обошла стол и обняла друга. – Ну скажи мне: кому еще я могу пожаловаться на жизнь? Ты – мой единственный друг в этом безумном мире.
– Существуют три мира, моя сладкая: Отдел, не Отдел и тот мир, в котором мы все рано или поздно окажемся навечно. Так вот, хоть ты и принадлежишь первому из них, я останусь твоим другом в любом из миров, так и знай, даже если на поверку их окажется намного больше, – Вальтер добродушно похлопал ее по плечу. – Только будь сильной, голубка, никогда не падай духом. Я не желаю видеть тебя другой, ты не должна изменяться или становиться похожей на нашего Пола.
– Ты любил его.
– Любовь – не самое подходящее слово, но пусть мое отношение к нему не повлияет на твое восприятие жизни. ОК?
– Да, спасибо за лекцию, амиго.
– Иди отсюда, маленькая язва, – Вальтер легонько ущипнул ее и шутя оттолкнул от себя. – Уходи и будь на высоте сегодня вечером в Центре. Что там, кстати, будет?
– Совещание. К тому же, руководители Отделов должны будут привезти отчеты о проделанной работе за последние три месяца.
– Тебе есть что показать?
– В принципе, есть, я же не обязана говорить им о расшатанной дисциплине...
– Если ты называешь это расшатанной дисциплиной, то с тобой все в порядке, не переживай. Нужно только подобрать ежовые рукавицы по размеру, и все у тебя получится.
– Наверное, на мои руки таких не подобрать.
– Найдем и ушьем. Не забывай, что у тебя есть друг, который любит мастерить.
– Спасибо, Вальтер!
– Уходи и будь спокойна в Центре. Не забывай, что ты – самый очаровательный руководитель Отдела.
Никита хмыкнула и пошла к Поднебесью. У нее был трудный день, который не желал заканчиваться.

Никита ненавидела Центр. Если Отдел поначалу казался ей громоздким архитектурным проектом из бетона и металла, то белоснежно-серебристые стены Центра по сравнению с металлическими "лесами" Отдела казались воплощением предсмертной агонии. Она сама не могла объяснить, откуда взялись такие ассоциации. Может быть, все потому, что у нее самой не было никаких положительных воспоминаний о Центре. Визиты в это место всегда были сопряжены с трудностями, проблемами, волнениями.
В Отделе, несмотря ни на что, она бывала счастлива. Теперь, по прошествии стольких лет, она могла точно сказать, что абсолютного счастья не бывает, но само счастье есть, причем к нему можно прикоснуться даже в критическом состоянии. В Отделе она была защищена, это был ее мир, знакомый и понятный, а в других условиях она не смогла бы выжить теперь, когда прошло восемь лет. В Отделе она нашла друзей, научилась выживать, встретила Майкла... Майкл и составлял ее счастье очень, очень долго. За год она не научилась жить без него, но жила, так как выбора не было. И нельзя сказать, что его не было рядом, он все время незримо присутствовал. Никита привыкла советоваться с ним вслух, когда больше не у кого было спросить совета. Она рассказывала ему шепотом перед сном все свои новости, даже незначительные и готова была поклясться, что иногда он ей отвечает... Да, Вальтер был ей другом во всех трех мирах, а Майкл был для нее в этих мирах ВСЕМ. Она могла смириться с тем, что он ушел от нее в неизвестном направлении, но ей было необходимо знать, что где-то под этим небом он все же существует и иногда, пусть не так часто, как ей хотелось бы, но все же думает о ней. Его последними словами, обращенными к ней, были три слова, которых она от него не ждала и давно читала в его глазах и поступках, но раз уж он произнес их вслух, то простым сотрясанием воздуха это не было, как и любые слова, произнесенные им.
– Прошу входить.
Романтические думы руководителя Первого Отдела прервал голос Мишель, ее сестры, с которой ее не связывало ничего, кроме общего отца и, пожалуй, этих серебристых стен.
Она вошла в зал для заседаний и села за круглый стол на свое обычное место. За ней последовали еще четверо руководителей других Отделов. Она отметила взглядом шефов Второго, Седьмого, Третьего и Шестого. Во главе стола сидел новый руководитель Центра мистер Карсак – высокий и тощий человек со вздыбленными на макушке седыми волосами. Еще одна причина, по которой Никита не любила Центр.
– Садитесь, – произнес Карсак скрипучим голосом, и Никита еле сдержалась, чтобы не поморщиться. Куда катится этот мир, если на страже его стоят такие люди? В Карсаке не было абсолютно ничего приятного, только гордыня и жажда власти. Никита не боялась его, он просто был ей неприятен.
В зал через другую дверь вошли кураторы и тоже расселись за столом. Рядом с Никитой сел маленький и кругленький куратор Пятого и Шестого Отделов. Она улыбнулась ему – он был одним из немногих людей в этом помещении, которому не грех было уделить человеческое внимание.
– Мне доложили о брифинге, когда уже поздно было даже шнурки завязывать. Пришлось делать это по дороге, – смущенно шепнул он, поправляя галстук.
– Главное – что вы успели, – попыталась взбодрить его Никита.
– Никто не подумал, что куратора следует предупредить заранее, – он грустно улыбнулся. – Вы думаете, что данные подаете только вы.
– Нет, мы так не думаем. Вы должны подать рапорт о нашей работе.
– Фи, мэм, неужели вы думаете, что мы только тем и занимаемся, что ябедничаем о своих подопечных?
– Ну нет, у вас есть и другие функции, – она фыркнула, подавляя смех. Карсак посмотрел на нее с упреком.
– Итак, кого мы ждем? – поинтересовался он у заглянувшей в дверь Мишель.
– Пятый отдел.
– Очень хорошо. Мистер Фриш, почему ваши люди опаздывают? У него испытательный срок, если я правильно помню, – обратился Карсак к маленькому куратору, сидевшему рядом с Никитой.
– Прошу прощения, сэр, – с достоинством ответил мистер Фриш. – Это моя вина. Я попросил его в самый последний момент захватить кое-какие материалы для вас. У него нет особенности опаздывать, поэтому он будет с секунды на секунду.
– Наладьте дисциплину среди своих подчиненных, мистер Фриш.
– Слушаюсь, сэр.
– Итак, начнем...
– Кажется, в Пятом новый шеф? – чуть слышно шепнула Никита куратору.
– Да. Пока на испытательном сроке. Я очень рад, что мне удалось заполучить его, – так же шепотом ответил он. – Да вы его знаете, у вас одна школа – Первый Отдел.
– Любопытно. Не уверена, что знаю всех агентов в лицо.
– Этого знаете. Я слышал, что вы работали вместе. Он...
Дверь в зал открылась, впуская недостающий персонаж, и Никита с любопытством обернулась. Все, с кем она когда-либо работала в Отделе, либо погибли, либо там же и оставались по сей день. Она не слышала, чтобы кто-то переходил в другие Отделы, хотя... в их системе могло случиться что угодно, удивляться не следовало.
Но ей пришлось удивиться – удивиться так, что мурашки пробежали по коже. Кажется, ни одно событие в жизни так не поражало ее. Она даже не знала, как ей отреагировать на такое событие...
В дверях зала стоял Майкл Самюэль.

– Что касается ситуации, сложившейся на Дальнем Востоке...
Никита не слушала слов Карсака. Она вся растворилась в своих зрительных ощущениях. Хотела и не могла отвести взгляд от человека, который был ее жизнью и отсутствовал больше года.
Он изменился, стал старше, сменил прическу на более короткую, как когда-то... Когда-то, когда она больше всего любила его... Но разве было время, когда она любила его больше, чем в эту минуту?..
Он не смотрел на нее и внимательно слушал Карсака. Никита изучала его профиль, боясь пропустить хоть что-то. Вокруг его глаз появилась сеточка морщинок, но добрые глаза все так же поблескивали. Наверное, только ей удавалось увидеть этот блеск, который не замечали окружающие, принимая за отблеск металла.
В руках завибрировал вызов ее панели. Она посмотрела на экран, опасаясь того, что Карсак заметил ее мысленное отсутствие.
"Отвернись, не серди Карсака," – прочитала она на экране просьбу Майкла. И в этом он весь: ведь на свою панель он даже не смотрел, но набрать сообщение умудрился.
"Откуда ты?" – не сдержалась она.
"Из Пятого Отдела".
"Это я поняла. Как ты там очутился?"
"Давай об этом после".
"Когда?"
"Потерпи".
Итак, все возвращалось на круги своя...
– Никита, чем вы заняты? – услышала она обращенный к ней сердитый голос Карсака.
– Простите, сэр, – она испуганно посмотрела на него, как первоклассница, застуканная учителем на передаче записки подружке с соседней парты. – Я конспектировала некоторые ваши слова.
– Я делал замечания руководителю Третьего Отдела. Что, скажите на милость, из этого можно законспектировать?
– Мне не хотелось бы повторить эти ошибки в собственной работе.
– Надеюсь, что вы не ждете от меня похвалы, мэм. Сегодня вы невнимательны.
– Простите, сэр.
До конца совещания она старалась больше не смотреть на Майкла, но слушать Карсака она не могла – это было выше ее сил. Как можно думать о терактах и секретных исследованиях, когда всего в трех метрах от правой руки сидит человек, о котором она тосковала больше года, человек, насмотреться на которого просто невозможно. Вдруг ей стало уютно даже в этом серебристо-белом зале Центра, чего она от себя никак не могла ожидать всего несколько часов назад. Надо же, оказывается, и с Центром могут быть связаны положительные эмоции.

Никита подошла к каморке Вальтера, устало облокотилась локтями о стол и улыбнулась. Вальтер, явно ожидавший ее возвращения, удивленно окинул взглядом подозрительно счастливого шефа Первого Отдела.
– И что там случилось? Карсак наградил тебя?
– Наградит посмертно.
– И поэтому ты жмуришься, как сытая кошка? Не хочешь рассказать, чем тебя угощали в Центре?
– Что ты слышал о Пятом Отделе, Вальтер?
– Отвечать вопросом на вопрос тебя обучали во время подготовки в Центре или ты просто не знаешь правил хорошего тона?
– Заметь, что ты сам задаешь вопросы.
– Так что там с Пятым? – хмыкнул Вальтер.
– Там новый шеф.
– Послушай, сладкая, ты знаешь, который час? Между прочим, сейчас глубокая ночь, и я сижу здесь только ради того, чтобы послушать, что было в Центре. Я переживал, так как отсюда ты уходила не в самом радужном настроении. А ты возвращаешься и начинаешь играть со мной в какие-то дурацкие угадалки. Расскажи мне все, как на духу, и я пойду спать, потому что уже понял, что в Центре с тобой никаких неприятностей не произошло.
Никита разочарованно вздохнула. Ей хотелось подольше смаковать свою новость, а Вальтер, как она убедилась, не был настроен на игривую волну.
– Ну ладно, не злись, – смягчился он. – Рассказывай, что тебя так порадовало.
– Вальтер, я виделась с Майклом.
– С кем?! – Вальтер вытаращил глаза. – С ума сошла? Вам нельзя видеться, его НЕТ!
– Я знаю. Но именно он – новый начальник Пятого Отдела. Ты и так испортил мне все удовольствие, а теперь еще и кричишь. Не кричи на меня – я твой начальник, между прочим. Будешь так себя вести – направлю в белую комнату.
Никита, довольная собой, повернулась к Вальтеру спиной и, покручивая в руке конец длинного серебристого шарфа, направилась восвояси. Вальтер провожал ее взглядом сраженного наповал человека.

Вот уже две недели Никита входила в свой подъезд восторженно-возбужденной. Она ждала знакомого волнения от неожиданного прикосновения чьей-то руки, возникшей из темноты. Она ждала, что отворит дверь своей квартиры, и шею ее обожжет горячее дыхание, а до боли знакомый голос шепнет на ухо: "Ш-ш-ш... Это я..." По ночам она просыпалась от малейшего шороха и ждала, что откроется балконная дверь, и в проеме покажется фигура в черном. Она лежала в постели, а ее сердце замирало от того, что она совершенно явственно ощущала легкий, горьковатый аромат одеколона, которым пользовался Майкл. Он как будто находился рядом, но играл с ней. Она знала его слишком хорошо, понимала, что ему незачем находиться в ее квартире незамеченным, но сердце молило о встрече и доказывало, что Майкл вполне способен неслышно проникнуть в дом и просидеть там до утра. Только вот зачем?..
И Майкл не приходил. Он даже не звонил ей и не молчал в трубку. Он не писал пальцем по замерзшему стеклу ее машины и не подсовывал под коврик диктофон с записью своего голоса. Он не придумывал никаких смешных маленьких уловок для встречи с ней. Он опять отсутствовал в ее жизни.
Никита жила своей обычной жизнью: руководила операциями, продумывала планы, карала провинившихся, выслушивала замечания куратора и Карсака, вспоминала Шефа и сочувствовала ему. Но как только накал страстей затухал и она оставалась наедине со своими мыслями, в голове появлялись одни и те же образы, вернее, образ, который никак нельзя было оттуда выжить, а ей и не хотелось. Появлялись десятки вопросов: как Майкл оказался в Пятом отделе? что стало с Адамом? почему Майкл до сих пор с ней не связался?!
Никита снова и снова вспоминала их прощание на вокзале. Он был искренним с ней, в этом не приходилось сомневаться, так как она и сама знала о его отношении к ней. Но это отношение за год могло измениться. Только вот... не до такой же степени, чтобы теперь он вообще не захотел увидеться с ней.
Теперь, когда она точно знала, что Майкл находится на расстоянии вытянутой руки, ожидание встречи стало еще более томительным и невыносимым. Она почти физически чувствовала его прикосновения, слышала его родной полушепот, и слезы начинали душить ее изнутри, потому что все это были всего лишь иллюзии.
Вальтер наблюдал за ее мучениями, только он мог их разглядеть. Но Никита не разговаривала с ним больше на эту тему. За эти дни она стала более резкой и часто не сдерживалась в ситуациях, в которых раньше вполне могла бы промолчать. Сердце старика обливалось кровью, когда он смотрел на взволнованную Никиту, вздрагивающую от каждого резкого звука и оборачивающуюся на дверь всякий раз, когда в нее кто-нибудь входил. Всякий раз это оказывался не тот, кого она так жаждала видеть.
– Вальтер, у меня есть какие-то дела в Пятом Отделе? – однажды спросила Никита, даже не глядя на него, и смутилась, сообразив, что произнесла свою мысль вслух.
– Знаешь, сладкая, в случае с Майклом я не стал бы предлагать тебе сохранить гордость, так как в порядочности Майкла убеждался не один десяток раз. Но не стоит тебе искать встреч с ним, пока он сам не решит, что пришла пора.
– Если он решит когда-нибудь...
Вальтер хотел что-то возразить, но Никита махнула рукой и пошла прочь. Она не могла не думать о Майкле, ее человеческая сущность определенно брала верх над задатками руководителя. Она никогда не скрывала этого, так зачем же все так и норовили ткнуть ее в эту проблему лицом, как слепого щенка? Разве она навязала себя на роль шефа Первого отдела? В чем она виновата?
Никита пошла домой пешком. Она отказывалась жить в металлических катакомбах Отдела, как это делали те, кто руководил им до нее. Она и так оказалась лишена жизни, так пусть у нее будет местечко, где она хотя бы иногда сможет побыть одна.
Хоть на улице было еще холодно, уже начиналась весна. Под ногами булькали лужи, а деревья вдоль тротуара тянулись к небу почерневшими мокрыми ветками. Даже не верилось, что совсем скоро они оживут и зазеленеют. Человек, чья жизнь принадлежала только воле провидения никогда и ничего не ждет, даже зелени на деревьях. Да, распустятся листочки, и все вокруг расцветет, запахнет, развеется пыльцой и лепестками, но нельзя знать заранее, сможешь ли все это увидеть ты, будешь ли ты и тогда идти по этой улице и размышлять о своих проблемах. Все может прерваться в любой момент и слишком мала вероятность того, что в последний раз ты вздохнешь в собственной постели, сжимая край одеяла старческой рукой. Куда более ясно вырисовывалась картина с пулей в виске или с кровью в уголке рта. Сколько раз Никита видела такой конец! О, сколько раз она видела себя на месте этих людей и как же она боялась увидеть на их месте Майкла!
Маленькое бистро заманчиво заблестело окошками, обрамленными уютными домашними занавесками. Никита не удержалась и вошла. Она любила это место и часто по вечерам заходила сюда, чтобы выпить чашку кофе. Да, дома ей было приятно, но очень уж одиноко, часто трудно было отвлечься от своих мыслей. Здесь, в теплом полумраке от мерцающих настенных ламп, она могла расслабиться, согреться и даже немного помечтать.
Заказав чашку обжигающего черного кофе с пирожным, Никита расположилась за своим любимым столиком в углу. Когда-то давно они нашли это место с Майклом, но вместе были здесь всего один раз. Где они, по сути, часто бывали вместе? Разве что в рабочем фургоне с автоматами наперевес. Никита услышала мелодию, которая звучала здесь, когда они впервые сюда пришли, и прикрыла глаза. Опять это странное чувство – как будто все происходит наяву, время повернулось вспять, а напротив за столиком сидит Майкл и ласково смотрит на нее, как смотрел всегда, даже когда она еще не умела понимать его взгляд. Хочется замурлыкать от переполняющего все существо счастья – простого человеческого счастья, больше которого ей ничего не нужно. Майкл что-то чуть слышно шепчет по-французски и ласково перебирает пальцы ее левой руки. Все словно наяву. Вальтер сказал бы, что это первые признаки накатившего сумасшествия, но Никите эти признаки безумно нравятся, и она не стала бы открывать глаза в этот момент даже за все золото мира, лишь бы продлить такие короткие минуты очарования.
Она тоже что-то шепчет чуть влажными губами и ловит себя на том, что уже мечтает о поцелуе с человеком, которого на самом деле рядом нет, и как только закончится песня, все исчезнет, словно и не было ничего, словно она так и сидела за столиком одна и не было никакого Майкла, ласкавшего ее холодные пальцы.
– Не уходи, – прошептала она на последнем аккорде.
– Не уйду, – ответил только ей слышный голос.
– Я больше не могу без тебя...
– И со мной то же самое...
Горячая слеза обожгла щеку, выкатившись из-под плотно прищуренного века. Песня закончилась, пора вернуться к реальности. У руководителя Первого Отдела может быть всего лишь несколько минут на помутнение рассудка, и эти минуты на сегодня закончились. Но Никита все еще чувствовала прикосновение Майкла, тепло его руки все еще согревало ее сердце. Осторожно, чтобы резко не причинить себе боль, Никита приоткрыла ресницы, тяжелые от горькой росы слез. Ей захотелось отмахнуться от неожиданности: перед ней за столиком на самом деле сидел Майкл и держал ее за руку. Его красивые глаза блестели в тусклом свете лампы, и Никита только в этот момент поняла, насколько сильно она нуждалась в этом взгляде, блеске, прикосновении, тихом шепоте. И только тогда, когда все уже было позади, когда она получила все, чего так желала, она расплакалась по-настоящему.

Они так и не включили свет в маленькой квартирке Никиты, и яркий луч полной луны призрачно освещал комнату, мешая повернуться к окну. Никита, счастливо жмурясь, откинулась на подушках, позволяя Майклу гладить ее белокурые волосы.
– Я почти забыл, какая ты красивая, – шепотом сообщил он.
– Я так и знала, – притворно надулась Никита и легонько потянула его за мочку уха. – Ты забыл обо мне.
- Прости, – Майкл улыбнулся краешками губ, и Никита почувствовала, как сильно забилось его сердце. Она приложила ухо к его груди, а Майкл посильнее прижал ее к себе и перевернулся на спину.
– Как ужас! – Никита подняла голову и посмотрела на него. – Нам о многом нужно поговорить, а вместо этого мы почти молча провалялись здесь три часа. Можно подумать, что у нас вагон времени.
– Я заметил, что время для тебя всегда значило намного больше, чем значит на самом деле.
– А ты у нас вне времени?
– Похоже, что да. Для меня существует только момент "сейчас же!"
Они тихо рассмеялись, не переставая любоваться друг другом. Никите хотелось, чтобы эти минуты тянулись как можно дольше. Но она опять думала о времени!
– Теперь мы можем поговорить? – слегка нахмурясь, она решила сменить мысли.
– Да, только не очень долго. Я ведь не люблю говорить.
– Я заметила, – Никита вздохнула и погладила любимого по щеке. – Кто тебя заставил вернуться?
– Центр. Кто же еще? Они меня разыскали и сообщили, что просиживать дома кресло перед телевизором с моим опытом – невыносимое кощунство.
– И ты согласился?!
– А у меня был выбор? Думаешь, что они задавали вопросы? Знаешь, Кита, я подумал, что они в чем-то правы: я знаю и умею слишком много, чтобы не использовать эти качества для спасения чьей-то жизни.
– А кто спасет твою собственную жизнь?
– До сих пор обходилось как-то...
– То, что ты остался жив после стольких лет ада – чистой воды случайность, Майкл.
– Я знаю. Понимаешь, если человек – хороший хирург с золотыми руками, для него непростителен уход от дел. То же самое – с педагогами, с музыкантами, сантехниками. На то, чтобы обучить любого из них, потребовались годы, и перечеркнуть все разом нельзя, потому что умения любого хорошего специалиста нужны людям. Положа руку на сердце можешь ты сказать, что все, чем мы занимаемся, никому не принесло пользы?
– Принесло, конечно...
– Так вот, если я уйду из системы, такой пользы, как здесь, я никому уже не принесу. Есть смысл вернуться?
– Тебя тяготила жизнь ТАМ?
– Не сказал бы, но... Да, в некоторой степени тяготила. Я не привык к такой жизни.
– Ты все время думаешь, что бы ты сейчас делал в Отделе, подсознательно ждешь телефонного звонка и не знаешь, куда себя девать по вечерам?
– Да...
– Мне это знакомо.
– А еще...
– Не говори, что тебе не хватало меня.
– Ты не поверишь...
– Поверю, – Никита улыбнулась и уткнулась носом ему за ухо. Она знала каждую его мысль, чувствовала все вместе с ним, понимала любую его интонацию. А когда-то это казалось невозможным – когда-то, когда Майкл казался неприступной стеной, вечно неразгаданной тайной.
– Я не хочу никуда ехать, – произнесла Никита после долгого молчания, от которого оба получали удовольствие.
– Ну брось. Не все так плохо, ведь мы увидимся снова.
– Шефа больше нет, но теперь есть Карсак, и он не будет в восторге от наших встреч.
– Знаешь, не все властьимущие на этом свете посвящают все свое свободное время тому, чтобы вникать в подробности нашей личной жизни. Будем надеяться на то, что Карсаку все равно.
– О, оптимизм? – Никита сдавленно хихикнула.
– Как тебе сказать...
Они рассмеялись. Они почти никогда не смеялись вместе...

Никита задумалась и чуть не проехала на красный свет. Вовремя затормозила и искоса взглянула в зеркальце заднего вида, чтобы увидеть реакцию Майкла, ехавшему за ней в черном "мерседесе" последней марки. На его лице не было эмоций, и в данной ситуации ее это устроило. Пока она разглядывала Майкла, зажегся зеленый свет, и Майкл нажал на клаксон, напоминая т том, что пора трогаться с места. Немного обиженная таким невниманием к своей персоне, Никита выпятила нижнюю губу и надавила на педаль газа.
Звонок из Центра прервал их милое чаепитие, и оба они спешили показаться на глаза Карсаку, хоть он и был последним человеком, которого хотелось видеть после первой ночи ласк и нежности, последовавшей за годом разлуки. Но дела не ждали, пришло время вернуться к повседневности.
Зазвонил телефон, Никита взглянула на него и, улыбнувшись, несколько секунд не отвечала. Потом взяла трубку в руку и полушепотом сказала:
– Даааа...
– Кита, если ты пропустишь еще один светофор, мне придется отстать.
– Извини. Наверное, меня оштрафуют.
– И я не смогу поспорить с полицейским – он будет прав.
– Замолчи, – рассмеялась Никита и нажала на клавишу отбоя.
Маленькая девочка лет пяти-шести с беленькими кудряшками, похожая на пушистый одуванчик, помахала Никите из обогнавшей ее по соседней полосе синей машины, и Никита помахала ей в ответ. Ей было примерно так же радостно, как и этой милой девчушке в веселом желтом платьице. Интересно, ее собственная маленькая девочка, которая никогда не родится, была бы похожа на эту крошку?
Они почти въехали в туннель, когда оттуда внезапно донесся грохот мощного взрыва, и горячая волна ворвалась в открытое окошко машины.
"Какое счастье, что Майкл едет сзади и не успел туда въехать!" – было первой эгоистичной мыслью Никиты, а в следующий момент она выскочила из автомобиля и понеслась к месту взрыва, напрочь забыв о личных переживаниях.
– Что там взорвалось? – шумели водители, точно так же остановившиеся перед туннелем.
– Не понятно, – отвечали они же сами себе. – Может быть, бензовоз какой-нибудь?
– Нееет, – говорили другие. – Если бы бензовоз, взлетели бы вверх все перекрытия. Кто-нибудь вызвал скорую?
Никита подбежала к самому входу в туннель, из которого вырывались языки огня и валил черный дым, и столкнулась с молодой женщиной, которая в ужасе не могла сказать ни слова. Лицо ее было сплошь покрыто сажей, а на бывшей когда-то белой майке виднелись следы крови.
– Помогите! – закричала наконец женщина, когда Никита взяла ее руки в свои, стараясь успокоить хотя бы немного. – Я не могу вернуться обратно – там огонь!
– Зачем вам обратно? Пойдемте в мою машину, пока не приедет помощь.
– Нет! Нет! – закричала женщина, пытаясь вырваться. – Там Лори! Там осталась Лори! Моя девочка! Спасите Лори!
В следующее мгновение Никита увидела черную тень, метнувшуюся в туннель, и, оставив женщину, бросилась следом в огненный ад. Дым ослепил, заставил глаза заплакать. Сердце выпрыгивало из груди резиновым мячиком, она ничего не могла рассмотреть перед собой. Она почувствовала, как чья-то рука схватила ее чуть повыше локтя, и что-то мягкое закрыло ее лицо. Она догадалась, что Майкл отдал ей свою куртку, чтобы она не задохнулась в дыму.
Ближе к центру туннеля можно было что-то рассмотреть. Там было несколько искореженных автомобилей, грузовик, трейлер. Нигде не было заметно движения. Где искать ребенка? И тут Никита увидела лежавшую на боку синюю машину, из которой ей несколько минут назад махала девчушка-одуванчик.
– Майкл, это здесь! – догадалась она и бросилась к тому, что осталось от авто.
Малышка и правда была там. Заевшей дверцей ей зажало ручку, она явно не могла вырваться вначале, а теперь не подавала признаков жизни. Майкл, перепрыгнув через груду искореженного металла, тут же оказался рядом с ребенком и приложил пальцы к ее горлышку, пытаясь прощупать пульс. Никита почувствовала, что ее собственное сердце сейчас разорвется.
– Она жива, – голос Майкла изменился и был каким-то чужим, далеким. Он сорвал с себя рубашку и прикрыл ею личико ребенка. – Никита, оживи ее.
Пока Никита пыталась сделать девочке искусственное дыхание, сама задыхаясь от угара, Майкл боролся с заевшей дверцей. Лори не приходила в себя, отчаявшаяся Никита заметила на ее платьице запекшуюся кровь, как и у ее матери. Майкл как раз извлек из щели распухшую синюю ручку крошки. Никита из последних сил вдохнула в легкие ребенка спасительный воздух. Лори вздрогнула и заплакала.
– Все хорошо, солнышко, – прошептала Никита и подхватила ее на руки. – Не плачь. Я отнесу тебя к маме.
– Давай мне, – предложил Майкл, протягивая руки к Лори.
– Нет, – Никита упрямо поднялась на ноги и побежала к выходу, откуда уже слышался вой сирен. Девушка изо всех сил прижимала к себе дрожащее тельце ребенка и пробиралась к свету сквозь дым, огонь и горы металла. Она чувствовала руку Майкла на своем плече, и от этого уверенность в собственных силах не покидала ее.
– Лори! – закричала мать, когда они вышли на свет Божий, и бросилась к своей дочурке. – Моя девочка! Что с ней? – она с ужасом сдернула с лица малышки все еще прикрывавшую его рубашку.
– С ней все будет хорошо, – тихо сказала Никита и чуть не расплакалась.

– Эй, сладкая, ты куришь? – поморщился Вальтер от запаха дыма, когда Никита прошла мимо оружейки. Она замедлила шаги и постепенно остановилась, как-то странно глядя перед собой.
– Вальтер, наше предназначение – спасать людям жизнь?
– Да. А почему ты спросила?
– Значит, сегодня я выполнила свою работу? Только и всего?
– Ты понимаешь, я ведь не знаю, что ты там сделала...
– Тогда почему мне досталось в Центре за произвол?
– Опять... – вздохнул Вальтер и схватился руками за голову. – Почему ты никогда не можешь обойтись без произвола?
– А я считаю, что поступила правильно, – в глазах ее блеснула упрямая искорка, и она прищурилась.
– Раз ты так считаешь, значит, так оно и есть. Я люблю придерживаться твоего мнения, – с улыбкой кивнул старый друг.
– Праааавильно. Потому что я – твой шеф. И между прочим, – теперь она смотрела на него с лукавинкой, – шефу Пятого Отдела досталось по той же самой причине.
– Ну, раз и ему досталось, значит, я спокоен. Опять начинается все сначала, – вздохнул Вальтер и добавил вслед уходящей Никите: – И прими ванну, сладкая! Где-то сегодня было жарковато.

Чюдесная история в духе "вечная любовь".
С утра было поганое настроение, прочитала - поднялось!!!

СПАСИБО!!!

Супер! Один из самых нежно любимых мною фанфов! СПАСИБО!