За две секунды решив, что ему дальше делать, Кейт сначала зашёл к себе в приёмную, потребовал у Рика ходатайство по делу Мейсона и направился к своему временному союзнику – Дику Доусону.
- Дик, назначь дату для рассмотрения действий Мейсона Кепвелла как можно скорее. Я не хочу тратить на него больше ни минуты своего времени.
Кейт положил перед Диком Доусоном ходатайство и развернул его так, чтобы тому всё было видно. Доусон погрузился в чтение и через минуту поднял голову.
- Давай. Назови дату. Через неделю? Две?
- Завтра, - процедил Кейт, будучи всё ещё на взводе после встречи с Мейсоном.
Доусон рассмеялся.
- Завтра не получится, Кейт. Тут нужно соблюсти определённую процедуру... формальности...
- Тогда давай на ближайшую возможную дату.
- Сегодня у нас что? Четверг?
Доусон посмотрел на стоявший на столе перекидной календарь, отсчитал пальцем дни и проговорил:
- Давай на вторник. Секретарша зарегистрирует дело, оповестим всех участников... Только ты ведь понимаешь, что это будет закрытое слушание? То есть, присутствовать будете только вы с ответчиком. Ну и ваши помощники, если угодно.
- Это всё равно, - бросил Тиммонс. – Заметь там себе, что я приглашу нынешнего адвоката потрпевшего.
- Ну конечно. Пострадавший же в тюрьме сейчас?
Кейт кивнул.
- Раз он представляет интересы своего клиента, стало быть, должен присутствовать и представить всё, что считает нужным.
Кейт кивнул, быстро попрощался с Доусоном и уже из своего офиса набрал номер отеля.
- Том? Вызывайте своих клиентов и завтра к девяти приходите к зданию прокуратуры со всеми материалами дел ваших истцов. Пойдёте со мной к судье для назначения даты слушания.
- Понял. На какую дату планируется назначение слушания?
- Сегодня у нас что? Четверг? – заговорил Кейт словами Доусона. – Будем ориентироваться на среду-четверг следующей недели. Я настою на скорейшем возбуждении дела.
- Я понял, - откликнулся Хьюз.
- Не опаздывайте.
После звонка Тому Хьюзу Кейт связался с Джимом Кроссом и договорился с ним, что во вторник он с утра появится в офисе окружного прокурора, чтобы вместе отправиться на слушание.
Тем же вечером Кейт стоял на пороге её квартиры и тихонько стучал в дверь в надежде, что она откроет.
Она не открыла.
Потоптавшись в нерешительности на пороге, он в конце концов достал свою ключ, повернул его в скважине и осторожно открыл дверь. Просунув голову внутрь, он обвёл глазами с порога открывавшуюся взору гостиную и увидел её, сидевшую на диване с ногами. Она сидела в полумраке при свете настольной лампы и глядела в одну точку, не двигаясь. Даже звук поворота ключа и шорох вошедшего в квартиру окружного прокурора не заставили её повернуть голову.
Вслед за головой Кейт втащил остальные части тела и неслышно прошёл ближе к дивану по мягкому ковролину . Он сел перед ней на корточки и поднял голову.
- Привет, - глядя на неё снизу вверх начал он.
- Привет, - бесцветным голосом ответила она.
Глаза её смотрели сквозь него, и Кейт опустил голову.
- Слушай... Я тут погорячился... Вчера... Думал, что ты... что мы... В общем, поддался эмоциям.
Она молчала.
- Я жалею о том разговоре... О том, что наговорил тебе... Я не хочу, чтобы мы... выясняли отношения. Короче, если я выпущу этого Скотта Кларка, мы помиримся?
Он взглянул вверх на неё, хотел положить руку ей на колено, но она с пренебрежением отодвинулась, и его рука повисла в воздухе.
- Помиримся? – повторила она. – Странные ты слова подбираешь для выяснения наших отношений.
- Почему странные? – озадаченно спросил Кейт, опуская руку.
- Потому что это нужно только тебе одному. Мне не нужно с тобой мириться, потому что я с тобой и не ссорилась. Это ты объявил мне войну.
- Но разве... – растерялся Кейт, - не ты первая стала таиться от меня и бегать к этому доктору? Разве я не вправе чувствовать, что правда, так сказать, на моей стороне?
- Какая правда, Кейт? – воскликнула она. – Мы с тобой что – объявили всему миру, что мы – пара?
- Нет, но... – обескураженно пролепетал Кейт. – Были же у нас какие-то отношения... Что тогда они значили?
- Какие-то... – передразнила она окружного прокурора. – Ты сам прояснил мне вчера, как ты действительно ко мне относишься. «Расскажу пару историй». «Могу довести тебя до слёз». «Превращу твою жизнь в кошмар»...
- Это... – виновато затароторил Кейт, вставая с корточек и присаживаясь на диван рядом с ней, - это всё эмоции... Я же тебе сказал. Я... я просто... Блин, я просто не знал, что ещё сделать, чтобы тебя удержать!
- Зато я знаю, что делать, - сказал она, не глядя на Тиммонса. – Я поговорила с Мейсоном...
- Да-да... – вставил Кейт, останавливая её. – Эта паршивая овца семьи Кепвеллов прискакала ко мне сегодня как кавалерист на коне, чтобы защитить твою честь и достоинство твоего доктора...
Она нетерпеливо вздохнула.
- Кейт, я уговорила Мейсона выступить против тебя в связи с незаконным удержанием Скотта за решёткой.
- Что? – неловко засмеялся Кейт. – Революция? Ты подняла знамя революции? – сострил Кейт. – Я понял, оценил и вижу теперь, что твоя борьба за права докторов...
Она не улыбнулась его шутке. Лицо окружного прокурора стало серьёзным.
- Ладно, скажи Мейсону, что ты передумала и всё действия нужно свернуть, потому что я освобожу его, раз ты так хочешь.
- Нет.
Кейт поднял на неё глаза.
- Как это нет?
- Я не могу и не хочу оставлять Скотта в таком положении. Тем более, что не верю в его виновность. Мейсон мне всё разъяснил... Я ему сказала, что если сразу после вашего разговора ты не предпримешь никаких действий, он может выступить против тебя официально с иском о... в общем, что-то там о незаконном задержании Скотта.
Кейт слушал её и не верил своим ушам. Женщина, которую он посвящал в свои планы, которая разделяла его взгляды, жизнь и участвовала с ним в общих делах, делила с ним постель, без всякого сожаления и лирики сжигает мосты и уходит в оппозицию!
- Подожди, подожди... Это шутка, что ли? – всё ещё сомневаясь, неловко улыбнулся Кейт. – Наказать меня решила? Тебе это удалось. Завтра с утра я первым же делом зайду в камеру к твоему доктору, сам открою её и пожелаю ему новых высот в профессии...
- Хватит кривляться. Я устала от этого, - осадила она Тиммонса.
- Тогда что с тобой? Нервное расстройство? Те самые дни?
- Кейт, по ходатайству Мейсона тебя могут привлечь по суду, - холодно объявила она.
Кейт застыл с раскрытым ртом.
- Так ты серьёзно? Ты... ты правда на это пошла? – спросил Тиммонс, вглядываясь в её отрешённое лицо. – Это Мейсон посоветовал тебе?
Она снова промолчала. Он отвернулся от неё и уставился в стену, выкрашенную в молочный цвет.
- Почему ты зашла так далеко? – тихо спросил Кейт.
Она не отвечала, будто её и не было в комнате.
- Ты настолько привязалась к нему?
Она, видимо, для себя уже всё решила, и Кейт понял, что дальнейший разговор бессмысленен. С трудом подняв свои отяжелевшие ноги с дивана, он прошёл к двери и даже не обернувшись, вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
~
Он выпустил Кларка на свободу с формулировкой «освобождён в связи с нарушением закона впервые и низкую вовлечённость в преступление незначительной тяжести». Он просто надиктовал Рику текст, подписал его и распорядился закончить все остальные формальности, не имея малейшего желания лицезреть радостную встречу двух влюблённых после невыносимо долгой двухдневной разлуки.
К тому же, явился Том Хьюз, и Тиммонсу стало не до размышлениях о чьих-то там эмоциях. К приятному удивлению Кейта, на приёме у судьи Хьюз держался достойно, говорил по делу, излишне высоким самомнением не страдал, свой вес в деле не подчёркивал и вообще вёл себя профессионально. Может, именно благодаря обаянию Хьюза судья назначил процесс на четверг, почти сразу после слушания дела Мейсона.
Но незначительной вовлечённостью Кейта в процедуру освобождения доктора дело не ограничилось. Пятничным вечером, когда после пяти долгих рабочих дней ему хотелось только одного – добраться до дома и рухнуть на диван – его и Рика, который вышел вместе со своим шефом, ждала у здания прокуратуры журналистская братия. Кларк засветился на телевидении, где его объявили злоумышленником, который подрывал безопасность законопослушных граждан города тем, что с заранее обдуманным злым умыслом покрывал убийц и прочие отбросы общества. Поэтому бдительные редакторы газет, которым была небезразлична публичная работа окружного прокурора, не замедлили отправить своих репортёров к зданию прокуратуры за ответами на незаданные вопросы общественности.
Не успели они выйти, как к Кейту бросилось двое-трое напористых писак и наперебой стали засыпать его вопросами:
- Мистер Тиммонс, почему вы освободили доктора Скотта Кларка? Что вас побудило освободить его так быстро? Полицейское управление назвало его «злоумышленником с заранее обдуманным злым умыслом». Почему вы снимаете обвинения с подобных преступников? Как вы думаете, как ваши избиратели отнесутся к тому, что человеку можно предъявить обвинения и через два дня отозвать их? Вы собираетесь принести публичные извинения?
Кейт сумрачно взглянул на Рика, и тот ответил ему растерянным взглядом.
Кто натравил этих бультерьеров? Уж не Мейсон ли на пару с отцом? Тиммонс стоял перед журналистами словно его привели на расстрел. Они вгоняли свои очереди ему в грудь, едва давая время осознать, что любой неосторожный ответ на их вопросы означал его смерть на посту окружного прокурора. Первым его побуждением было прорваться сквозь армаду журналистов к своей машине со словами «Без комментариев». Он уже хотел осуществить своё намерение, когда ему в голову пришло, что если он это сделает, то журналисты обязательно состряпают пошлые статейки о нём как о мямле, который капитулировал с места событий и тем самым признал свою вину. Нужно собраться и что-нибудь сказать. Он вспомнил цитату Марка Твена: «Если вы не читаете газет, вы не информированы. Если читаете — дезинформированы». Пытаясь собраться, Кейт вдохнул побольше воздуха и начал информировать своих избирателей:
- Арест Скотта Кларка – часть общих усилий оперативного отдела полиции и прокуратуры. У нас имеется информация из анонимного источника, что в больницах города, в одной из которых работал и доктор Кларк, имеется практика сокрытия личности преступников, когда они обращаются за медицинской помощью, с целью получения незаконной прибыли. Мы прошлись по учреждениям частым бреднем, и арест мистера Кларка – результат чрезмерной исполнительности наших органов, что не может не заслужить одобрения общественности. Это всё.
Сочтя свой долг исполненным, Кейт выдохнул, прошёл мимо журналистов, чьи вопросы враз иссякли, сел в машину и завёл двигатель. Рик, которого он обещал отвезти в центр города, сел рядом с ним на пассажирское сиденье и восхищённо проговорил:
- Ого...
- Учись, сын мой, - хмуро ответил Кейт без всякой иронии.
Теперь – домой, чтобы никого не видеть до вторника.
~
Второе июня вторника тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года надолго отпечатаются в памяти окружного прокурора Кейта Тиммонса. Ибо на эту дату выпал триумф его личного правосудия над представителями империи, которые должны были ему по всем счетам.
Только её отсутствие омрачало для него эти дни. Разделить свой успех ему хотелось только с ней. Но что не вытерпишь ради собственных амбиций. Да и не верил он теперь, по зрелом размышлении, что она смогла бы с ним так поступить. Просто попугала его, чтобы он освободил доктора. Поэтому, не теряя оптимизма, Кейт с особой тщательностью умылся, побрился, принял душ, примерил на себя два-три варианта облачения и выбрал белую рубашку с серо-коричневой тройкой из брюк, жилета и пиджака, глубокого синего тона галстук и тёмно-коричневые ботинки. Осмотрев себя и найдя внешний вид удовлетворительным, Кейт отправился на самую лучшую работу в мире. По дороге он как следует позавтракал яичницей с беконом и к кофе заказал пару блинчиков с черникой.
Джим Кросс уже ждал его в приёмной и обменивался с Сандерсом новостями из Сан-Франциско[1].
- Джим? – Кейт подошёл к адвокату и пожал ему руку. – Приятно, когда тебя ждут. Готовы принести Мейсона Кепвелла в жертву богу юриспруденции?
- Не сильно ли сказано? - скептически высказался Кросс.
- Не верите в успех нашего дела? – с неумеренной весёлостью спросил Кейт. – Ладно, здоровый скептицизм юристу никогда не помешает. Победа кажется слаще, когда её не ждёшь.
Когда Тиммонс и Кросс входили в закрытый зал слушаний, размеры которго не превышали приёмной Кейта, их уже ждали Мейсон и Дик Доусон. В предвкушении момента, когда он увидит лицо Мейсона, Кейт чувствовал, как у него всё трепетало внутри. Однако в выражении лица старшего сына Кепвелла Тиммонс не увидел ничего нового: та же усмешка, которая перекосила его много лет назад, да так и осталась его визитной карточкой.
- Не удержался от соблазна, Кейт? – встретил окружного прокурора Мейсон неясным намёком на что-то, находящееся за пределами понимания Тиммонса.
- Что? – с недоумением переспросил Кейт.
- Так, раз все собрались, давайте начнём, - взял слово Доусон. – Мистер Тиммонс, прошу вас.
- Спасибо, ваша честь. Три с половиной года назад ответчик, - Кейт жестом указал на Мейсона, - участвовал в процессе над неким Эдвином Тейтом, который был обвинён в организации убийства своей жены. Ему вынесли приговор в виде смертной казни. Обвиняемый счёл действия своего адвоката, то есть Мейсона Кепвелла недостаточно усердными, чтобы защитить его имя. В связи с этим осуждённый нанял другого адвоката – его интересы теперь представляет Джим Кросс – чтобы выступить против мистера Кепвелла и рассмотреть через суд его недобросовестные действия, которые могли повлиять на впечатление присяжных об обвиняемом и их мнение при вынесении приговора. Я хочу подчеркнуть, что действия защиты Эдвина Тейта не соответствовали представлению о добросовестном и справедливом исполнении обязанностей по защите осуждённого, косвенным следствием чего стал вынесенный ему смертный приговор, и требую в связи с этим лишения Мейсона Кепвелла лицензии на право ведения адвокатской деятельности.
- Пусть истец, – пригласил Доусон Кросса к выступлению, - изложит свои доводы.
Минут пять Джим Кросс, пыхтя и с передышками, чтобы дать себе отдых, излагал свои аргументы. Он говорил о предвзятости Мейсона, распинался о его недостаточно активных усилиях, о нарушении адвокатской этики, о пренебрежении защитой своих обязанностей, что якобы решило судьбу его клиента.
- Теперь ваша очередь, - обратился Доусон к Мейсону.
- Подождите, - вмешался Кейт. – Я хочу добавить. Ознакомившись с материалами дела, я нашёл следующие моменты.
Кейт на коленях быстро пролистал бумаги и пальцем ткнул в нужные строки.
- Вот мистер Кепвелл отказывается задавать вопросы трём свидетелям подряд. Тут его пассивность в защите своего клиента очевидна. Далее. Когда читаешь заключительную речь защиты, складывается впечатление, что мистер Кепвелл игнорирует интересы клиента, словно говорит не адвокат Эдвина Тейта, а юрист, который бросил обучение в университете в первом же семестре.
Кейт протянул документы Доусону и тот погрузился в чтение. Временами Кейт поглядывал на Мейсона, чтобы понять, какой эффект на него производит то, что происходило в кабинете судьи, но не заметил ни единого движения мышц его лица – оно было бесстрастно, как море в ясную погоду. Мейсон ни разу не нарушил молчания, не заглядывал в свои документы и терпеливо слушал противную сторону. Наконец Доусон поднял голову.
- Я вас слушаю, мистер Кепвелл.
Мейсон словно нехотя пошевелился, одёрнул на себе пиджак, повернулся вполоборота к окружному прокурору и адвокату Тейта и заговорил:
- Мне понятно, зачем мистер Тиммонс устроил это показательное слушание, которое – как он сейчас в этом убедится – является для него заведомо проигрышным. Мне понятно, почему слушание назначили второпях после подачи ходатайства окружным прокурором. Но мне непонятно, как вы, - он обратился к Джиму Кроссу, - согласились участвовать во всём этом. Вероятно, ваш клиент утаил от вас кое-что существенное. А именно – свою вину. Я полагаю, мистер Тиммонс затеял это слушание, чтобы у адвоката Эдвина Тейта появилась возможность пересмотреть дело. Я согласен, что дело нужно пересмотреть, но единственно с целью, чтобы подтвердить вину его клиента.
- Хватит пыжиться, Мейсон, - не выдержал Кейт пафоса Кепвелла, не замечая, как Кросс рядом с ним заёрзал на месте. – Переходи к делу.
- Мистер Тиммонс, я вас призываю к порядку и требую уважения к присутствующим. Выбирайте выражения, - постучал Доусон судейским молоточком.
- Извините, ваша честь, - мимоходом бросил Кейт Доусону и выжидающе уставился на своего противника.
- Мистер Тиммонс не владеет полнотой информации, а потому торопится приписать мне то, что противоречит адвокатской этике, - неторопливо стал разъяснять Мейсон. – Моя тактика во время защиты Эдвина Тейта преследовала лишь одну цель – защиту его интересов. И даже после того, как я утвердился в том, что он виновен. Мистер Кросс упомянул о «недостаточно активных усилиях», предпринятых мной при защите Тейта. Я недостаточно усердно опрашивал свидетелей, если это можно счесть «активными усилиями», чтобы ещё больше не топить своего клиента, который, как обнаружилось, и являлся истинным организатором убийства. Несмотря на отрицание вины. Занять позицию вопреки версии клиента я не мог по причине адвокатской этики, поэтому, повторюсь, действовал в интересах клиента, чтобы не усугублять его и без того сложное положение.
- Почему было бы просто не отказаться от защиты, как только ты засомневался в невиновности Тейта? – спросил Кейт в наступившей тишине.
- Из гуманных соображений. Я хотел добиться для Тейта пожизненного заключения вместо смертной казни. Но ему это не помогло.
Кейт фыркнул.
- Этого было бы, собственно, достаточно для отзыва твоего иска. Но чтобы твоё впечатление о том, что тебя ввели в заблуждение, было полным, у меня имеется ещё один аргумент, который неопровержимо перечёркивает все ваши, - он взглянул на Кросса. – У меня имеются показания свидетеля, который может доказать участие Эдвина Тейта в организации убийства своей жены... Это так... чтобы вес обвинений против Тейта стал более неоспоримым, а улики – более доказательными.
- Какого ещё свидетеля? – спросил Кейт, с лица которого давно сползло самодовольное выражение.
- Вайолет Хармон.
- Кто? – отозвался Тиммонс. – Вайолет Хармон?
Ничего себе совпадение! Вайолет Хармон, от которой он когда-то получил письмо с эпопеей о битве за цветы, была свидетелем в деле, о котором он впервые услышал примерно в то же время!
- Она сотрудничала со следствием. И была намерена выступать в суде. Но потом не захотела раскрывать свою личность и отказалась давать показания. Её свидетельство не приняли во внимание в суде, но и без них вину Тейта присяжные сочли достаточной.
- А как же детский рисунок? – упавшим голосом спросил Кейт. – Ведь обвинение строилось на нём?
- Причём тут он? – Мейсон поднял брови. – Обвинение строилось совсем на другом. Разве ты не затребовал все материалы дела из суда, где слушалось дело Тейта?
Кейт не затребовал. Он исходил из тех материалов, которые ему предоставила Ева Миллер. Какой же он идиот!
Мейсон неторопливо повернулся к своим материалам дела, нашёл нужные и протянул по одной копии всем присутствующим. Кейт нерешительно взял документы из рук Мейсона, переглянулся с Джимом Кроссом, который впал в ступор, с Диком Доусоном, который непонимающе переводил взгляд с окружного прокурора на адвоката, и не решался вчитаться в текст. Но прочесть документы было нужно. Он начал пробегать глазами строку за строкой, и кровь сначала хлынула ему в лицо, а потом оно пошло пятнами, так что наблюдавший за ним Мейсон наклонился к нему:
- Кейт, может, воды?
Окружной прокурор поднял на Мейсона полные безысходной скорби глаза и угрюмо ответил:
- Лучше яду.
- Если ты шутишь, значит, переживёшь исход этого дела.
Мейсон откинулся на спинку кресла и обратился к судье.
- Ваша честь, я закончил.
Доусон, наблюдавший за сценой со стороны, вопросительными глазами глядел на окружного прокурора, пытаясь поймать его взгляд. Когда Кейт поднял на него невидящие от потрясения глаза, Доусон едва заметным жестом пожал плечами и развёл руками, словно говорил: «Извини, приятель. Что я могу тут сделать?»
- Выслушав обе стороны, я прихожу к выводу, что ответчик представил достаточные и убедительные доводы при аргументации своей позиции для оправдания своих действий при исполнении обязанностей защиты в деле Эдвина Тейта, а потому считаю, что ходатайство адвоката названного лица, поддержанное окружным прокурором, не имеет под собой оснований. Слушание окончено.
Не сказав больше ни слова, Мейсон поднялся и вышел из кабинета судьи. Кейт одним брошенным на Джима Кросса взглядом дал ему понять, что есть разговор, и, когда они вышли и Мейсон скрылся за поворотом коридора, Кейт бросился к Кроссу, схватил его за грудки, прижал его к стене и срывающимся на крик голосом рявкнул:
- Вы знали?! Вы знали, я вас спрашиваю?!
- Кейт, я поражён не меньше вашего... – попытался отбиться Кросс, с испугом наблюдая за бешенством Тиммонса. – Я дорожу своей репутацией... Я не знал о свидетеле...
- Не смейте мне лгать! Вы адвокат. И не затребовали документов из суда? – не отпуская его, прошипел Кейт. – Говорите, не то...
- Ну ладно... – уступил Кросс.
Он рассказал то, что знал. Кейт оставил в покое лацканы пиджака Кросса и выругался самыми последними словами. Но выместить ярость на ком-то было нужно. Проходя через все стадии принятия неизбежного, Кейт шептал что-то неразборчивое себе под нос, закатывал глаза кверху, активно жестикулировал, снова ругался вполголоса, устремлял невидящий взгляд куда-то в пустоту. Когда наконец окружной прокурор принял ситуацию и вернул себе самообладание, он приблизился к адвокату и выдавил из себя:
- Как вы познакомились с Евой Миллер?
[1] Ближайший город к тюрьме Сан-Квентин