В этой теме нет ответов

[LenNik]

Короткая встреча в Париже...


Фанф был участником одного из конкурсов. Из категории NC-17.

*
- Это чертов Париж...- беззлобно думал, оглядываясь по сторонам, высокий, темноволосый мужчина, минут пятнадцать сидевший за столиком небольшого кафе, расположенного на маленькой уютной улочке в центре города. Деловой костюм отменного качества выдавал в нем весьма успешного бизнесмена, ненадолго зашедшего выпить чашечку утреннего кофе. Впрочем, портфель, видимо с бумагами, только усиливал это впечатление. Он был не молод, но и не стар – лет тридцати пяти, весьма привлекателен и незауряден. Раннее утро, очень солнечное, дарило ему весеннюю прохладу. Город вокруг стремительно просыпался, и это пробуждение делало его еще более очаровательным.
Прошла неделя с тех пор, как Мишель Саммюэль прилетел в Париж на международную экономическую конференцию. Участие в таком представительном форуме было значительным достижением в его удачной карьере, но... Скучнейшие заседания и бесконечные доклады, пространные теории и манерные улыбки – все это сводило его с ума. И он каждое утро сбегал в это тихое кафе, чтобы полчаса подышать волшебным воздухом Парижа.
- Надо было, черт возьми, покидать родную Бельгию, уютный Брюссель, чтобы уже неделю слушать эту полунаучную белиберду... - пытаясь сосредоточиться на газетных строках, недоумевал он.
- Париж – город любви, - нашептывал ему внутренний голос, - посмотри вокруг...
- Да уж, любви, - мельком посмотрев вокруг, согласился он и снова углубился в газету. - Этот город - самое красивое место на земле, но как найти, где встретить женщину под стать Парижу?
Мимо с шумом пронесся автомобиль, и Мишель, отвлекшись от чтения, поднял глаза...
Миг, когда все его мечты материализовались в фигуре женщины, стоящей на противоположной стороне улицы, он запомнил навсегда. Высокая, стройная, ослепительно молодая, с сумасшедше красивым лицом и потрясающей фигурой. В ее огромных, небесно-голубых глазах отражалась печаль и, как ни странно, холод зимы, очертания ее чувственных и одновременно с этим волевых губ просились на холст художника, светлые волосы, собранные в высокую прическу, горделивая посадка головы делали ее похожей на королеву. Решительной походкой, незнакомка приближалась к его столику, который украшали чашка с кофе, темные солнцезащитные очки и гора свежих газет.
- Мсье, - немного резко произнесла она.
- Вы мне, мадемуазель? – Мишель поднял глаза и ослепительно улыбнулся.
- Надеюсь, что не вам, - голос незнакомки, наполненный яростью, готовой выплеснуться наружу, чуть дрожал. – Надеюсь, потому, что я убью того негодяя, чья машина мешает мне выехать. Я опаздываю на самую главную встречу в моей жизни.
Он машинально отметил, что она говорит с легким акцентом – пожалуй, так говорила бы англичанка или американка, а может быть и австралийка, прожившая некоторое время во Франции. Девушка немного нервничала, посматривая по сторонам.
- Да? – его бровь слегка приподнялась, она забавляла Мишеля. – А может лучше поцеловать его?
- Простите? - незнакомка замерла от неожиданности, с легким интересом оглядев его с ног до головы, и ей вдруг подумалось, что он красив.
- Как насчет поцелуя? – он встал и подошел к ней вплотную, - И я немедленно спасу вашу наиважнейшую встречу. Кстати, меня зовут Мишель или, если вам угодно, Майкл.
- Никита, - она назвала свое необычное имя с ударением на второй слог.
Бросив на стол пару франков, он жестом предложил Никите следовать за ним к небольшой спортивной машине, которую припарковал неподалеку, и как выяснилось неудачно. Или наоборот удачно?
- У вас красивое и очень необычное имя, мадемуазель, - полувопросительно сказал Мишель, девушка заинтересовала его, - вы француженка?
- Это имя дал мне мой отец, - ответила Никита, немного помедлив. - Так звали его русского друга, он спас отцу жизнь.
Майкл, это имя ей понравилось больше, оно больше подходило к мужественному облику ее собеседника, возбудил в ней любопытство. Впрочем, опаздывать на свою встречу она не собиралась.
- Ваш отец – военный? – Мишель открыл дверцу автомобиля и уселся, заводя мотор, - Простите, Никита, если я бестактен. Разумеется, вы можете не отвечать.
- Почему военный? – девушка улыбнулась, от ее ярости не осталось и следа, - он – художник. А я – фотограф, это на тот случай, если вы хотите знать и это.
- Я хочу знать о вас все, Никита, - серьезно сказал Мишель, и машина медленно отъехала в сторону, освободив проезд. Потом он немного грустно улыбнулся, показывая на дорогу, - ну вот, путь свободен... Давайте поужинаем вечером. Скажем, часов в семь...
- Хорошо, - неожиданно для себя согласилась Никита, в душе удивляясь своей смелости, - я тоже хочу узнать о вас все, Майкл. Я живу здесь, в этом доме, на последнем этаже.
Страшно банальное «Париж - город любви» крутилось у Мишеля в голове, когда он смотрел вслед ее удаляющемуся автомобилю.

*
Вечерний Париж был залит океаном огней, переполнен какофонией звуков.
- Знаете ли, вы очень красивая женщина, - Мишель внимательно посмотрел на сидящую напротив Никиту.
Они ужинали за столиком в одном из лучших ресторанов города. Мягкий свет окружал своим теплом, тихая классическая музыка услаждала уши, меню было великолепным. Их стол украшали свечи и маленький букетик нежных фиалок.
- Должно быть, все мужчины вокруг говорили вам это, - настойчиво продолжал он. Никита задумчиво склонила голову.
- Ну, не все... Некоторые.
- Да? Не может быть, вы меня обманываете, - усмехнулся Мишель. – Кстати, Никита, ваша встреча прошла успешно? Я не прощу себе, если из-за меня она сорвалась.
- Не волнуйтесь, Майкл. Все прошло отлично, я получила работу, о которой мечтала почти пять лет, - Никита улыбнулась и сконцентрировала внимание на роскошном блюде, которое официант поставил пред ней. – У меня сегодня праздник.
- Позвольте мне... разделить ваш праздник, Никита, - Мишель пристально посмотрел на нее через стол.
Девушка была прелестна, и он откровенно любовался ею. Бледно-голубое вечернее платье оттеняло загар обнаженных рук, красиво облегая фигуру, глубокий вырез подчеркивал точеную грудь. Светлые волосы свободно падали на плечи, прикрывая низко открытую спину. При малейшем движении головы в ушах плясали, отзываясь мелодичных звоном, серебряные серьги-колокольчики. Такие же музыкальные браслеты резко контрастировал с мягкой кожей рук. Их звук неизменно возвращал его на грешную землю, отвлекая от сумасшедших мечтаний.
Именно такой он увидел Никиту, когда вечером, около семи, с небольшим букетом роз в руках, поднялся на последний этаж уже знакомого ему дома. Она, кутаясь в длинную белую шаль, вышла навстречу и, Мишель уже больше не смог оторвать от нее восхищенных глаз.
- Никита, вы совершенно не похожи на фотографа, честное слово, - Мишель наклонился вперед и, улыбнувшись, посмотрел ей прямо в глаза, - скорее на супермодель...
Девушка медленно откинулась назад и закинула ногу на ногу. Не отрывающий от нее глаз Мишель мог поклясться, что его слух уловил звук трущихся друг о друга тонких чулок...
- Это сомнительный комплимент, мсье Саммюэль, - Никита улыбнулась в ответ, а Мишель вопросительно приподнял брови. – Хотите знать почему? Ну как же, вы не допускаете, что у меня могут быть мозги и сильные руки...
- Ни в коем случае. Простите, если обидел, - он шутливо махнул рукой, едва не задев бокал с вином. - Но, Никита, согласитесь, вас действительно сложно представить обвешенной фотоаппаратами и штативами...
Никита только слегка пожала плечами, чуть слышно зазвенев колокольчиками.
- Кстати, Майкл, вы тоже ничем не напоминаете профессора от бизнеса, - спустя пару минут произнесла она, прищурившись, - скорее, вы...
- Кто? – Мишель оторвался от великолепной телятины и пристально посмотрел на нее.
- Скорее, вы секретный агент, - привычным движением девушка откинула волосы назад и, подняв свой бокал, сделала маленький глоток терпкого вина, приятное тепло заструилось по ее телу.
- Ну что вы, Никита, - откинулся на спинку кресла, покрутил в пальцах салфетку и отбросил в сторону, - вы мне льстите...Кофе?... Никита, покажите мне свои работы... Это не слишком смелая просьба?...
Потом он взял ее руку в свою и, поднеся к губам, мягко-мягко поцеловал.
- Это не слишком личный вопрос?
Внезапно все вокруг изменилось, и они почувствовали, что между ними возникло что-то новое, какое-то чувство легкости и кружащей голову сумасбродности. Никите вдруг захотелось сбросить под столом туфли и босиком кружиться по залу, а потом опуститься на колени сидящему напротив мужчине, но она усилием воли сдержала этот необъяснимый порыв.
Ее голос был спокойным и тихим, когда она произнесла:
- Я покажу тебе свои работы, Майкл...
*
Небольшая квартирка Никиты поразила Мишеля своей простотой и огромным количеством солнцезащитных очков и фотографий. Они были везде, без всякого порядка, симметрии или общих граней украшали стены, пол, большие, маленькие, цветные и черно-белые. С фотографий смотрели десятки лиц, женских, мужских, детских, великолепная природа... Это был целый мир... Целый мир в одной маленькой квартире.
- Никита, это все ты?... Это твои работы?... С ума можно сойти, - Мишель внимательно осматривался вокруг, - просто великолепно... Когда ты успела?...
- Последние пять лет я провела в разъездах... Ты будешь кофе?
- Нет, спасибо... - он присел перед красивой фотографией, которая привлекла его необыкновенным ракурсом – на фоне заснеженного леса в камеру внимательно смотрел матерый волк – и, обернувшись, посмотрел на девушку, - у тебя настоящий талант. Тебе говорили это?
- Да, сегодня.
Распахнув стеклянные двери, впустив в квартиру теплый ветер и запахи весны, Никита вышла на небольшой внутренний балкон-дворик, наслаждаясь прелестью ночи. Мишель присоединился к ней, и мгновение они постояли бок о бок. Потом он обнял ее и притянул к себе.
- Майкл... Наверное, я... Я не должна была... Все так стремительно...
- Ни о чем не беспокойся, Никита, - Мишель зашел ей за спину и снова прижал к себе, - Смотри какое небо, сколько звезд... Ты говоришь, что мы совсем не знакомы, а у меня такое чувство, будто я знаю тебя очень давно. Это, должно быть... как там говорят – предначертано звездами.
- Может быть, они все знают, - он вытянул руку, показывая на звездное небо, и, испытывая обволакивающее ощущение близости, Никита зачарованно вслушивалась в его слова.
Мишель мягко целовал копну светлых волос, вдыхая их душистый аромат. Его пальцы осторожно исследовали мягкость ее кожи и совершенные изгибы ее тела, нежно ласкали шею и плечи.
Повернувшись к нему лицом, под аккомпанемент нежного серебреного звона, Никита поцеловала его, поцеловала по-настоящему, впиваясь в его губы, которых, как она сейчас поняла, жаждала с того момента как встретилась с ним. Обхватив его лицо ладонями, мягко провела пальцами по широкому лбу, полузакрытым векам, по завиткам волос, заложенным за ушами, чуть-чуть колкому подбородку, указательным пальцем нежно коснулась губ и снова принялась целовать его.
Медленно проведя руками по ее груди, Мишель почувствовал, как под тонкой тканью вечернего платья от его прикосновения напряглись соски. Никита глубоко вздохнула и прижала, испытывая наслаждение, его ладони к груди, потом позволила увести себя к кровати – Мишель усадил ее и снял рубашку. С бесконечным терпением он ласкал ее, целуя лицо, глаза, шею, плечи, не торопясь, не подгоняя. Чуть слышно вниз поползла молния, голубая ткань медленно спустилась с плеч, обнажила плоский живот, длинные ноги. За платьем последовало кружевное белье и его одежда. Сквозь пелену страсти Никита наблюдала за его неторопливыми движениями, Мишель был великолепен: от хорошо посаженной головы до длинных красивых пальцев ног. Широкие плечи, сильные мышцы, грудь, покрытая ровным загаром, втянутый живот.
- Ты прекрасна..., - шептал он, целуя ее распахнутые губы, - Еще прекраснее, чем я представлял...
Встав перед ней на колени, Мишель губами повторял очертания ее грудей, слегка посасывая розовые соски. Нежная чувствительная кожа чуть постанывала, испытывая наслаждение от прикосновения его жесткого подбородка. Опрокинув Никиту на спину, он принялся гладить и ласкать ее живот, ее бедра, раскинутые перед ним, медленно провел ногтями больших пальцев по ее телу, прочертив невидимые линии, ведущие вниз, к шелковому треугольнику. Потом его пальцы скользнули между ног, Никита ахнула и прогнулась, отдернувшись, но тут же снова раскрылась им навстречу. Ее желание стало совершенно нестерпимым.
- Майкл... - почти прокричала она. – М-а-й-к-л.
- Да, моя красавица, - устроившись рядом и не прекращая движений, шептал он ей на ухо, своим лукавым маневром лишь обостряя ощущения, - о, любовь моя, ты бесконечно красива. Чего ты хочешь? Скажи мне, Ни-ки-та.
- Майкл, я хочу тебя... Сейчас, - ее голос почти умолял.
Отстранившись на несколько мгновений, позволив себе роскошь любования этим мягким как воск телом, Мишель вошел в нее длинными, мягкими, ритмичными ударами, заставил ее извиваться от страсти, стонать и плакать в экстазе, предаваясь этому блаженству, освобождая самого себя от взорвавшегося в голове возбуждения...
Они лежали рядом, двое утомленных любовников, сжимая друг друга в объятиях, боясь разорвать тесное кольцо рук, не желая оторваться друг от друга...

*
Мишель не предполагал, что такое может случиться с ним. Уже несколько дней, как были забыты и конференция, и экономика, и уютный Брюссель, и заброшенный мобильник, и пустующий гостиничный номер... Вообще все...
Только она, Никита, утром, вечером, днем и ночью заполняла его сознание, его ощущения, его мысли, его время. Только ее руки, ее глаза, ее смеющиеся губы, волнующие изгибы ее тела, шелк ее волос. И он не мог оторваться от нее ни на мгновение, даря восторг любви и самого себя.
А взамен девушка открыла ему Париж, его строгое великолепие, артистический шарм, богемный лоск. Утренний Париж, Париж ночной...
Их долгие прогулки по городу напоминали бесконечный диалог, общение, раскрывающее друг другу тайные струны их душ. Иногда Никита резвилась как ребенок, иногда задумчиво брела по маленьким улочкам, но никогда не забывала о небольшом фотоаппарате, который носила с собой. Свои фотографии Мишель находил странными.
- Зачем тебе они? – спрашивал он у нее.
А Никита, внимательно глядя на него, просто пожимала плечами.
- Не знаю.
Оставаясь в одиночестве, Мишель старался не думать о своем отъезде. Он не хотел себе признаться, что, вопреки его желанию, совершенно не контролирует ситуацию, что ему невыносима даже мысль о предстоящем расставании, что он боится потерять Никиту, но так же боится этого чувства. Оно обрушилось на них лавиной, не давая возможности осмыслить происходящее, ставя перед выбором, заставляя принять решение. И в глубине души он признавал, что не был готов к этому.

*
Прохладный сквозняк оживлял легкий тюль, драпирующий окна. Мишель стоял перед распахнутыми на балкон дверями, сложив руки на груди, и смотрел на звездное небо. Может, ему мучительно не хотелось встречать своим взглядом растерянный взгляд Никиты, а может быть, он отвернулся, чтобы не показывать свое искаженное эмоциями лицо. В воздухе сгустилась тягучая грусть.
- Никита, завтра утром я улетаю, - голос Мишеля был тихим. Никита, обхватив колени, сидела на ступеньках, ведущих наверх в небольшую спальню.
- Ты улетаешь... Но, почему?
- Я должен вернуться. Там моя жизнь, моя работа, мои друзья, мой дом.
- Твоя... женщина, - печально продолжила девушка, - ты любишь ее?
- О чем ты? – Мишель удивленно обернулся, в эти несколько дней он понял, как далека от него его прошлая жизнь.
- О твоей жизни, Майкл. О чем же еще?
Возникшая молчаливая пауза позволила им немного подумать. Шум вечернего города напоминал о неизбежном завтрашнем дне.
- Поедем со мной, Никита, ты мне нужна.
- Но как же мой мир? Я долгие годы шла к тому, что имею. Я трудилась, не покладая рук, пытаясь доказать всем, что достойна высшего. Как мне все это оставить, Майкл? – ее безжизненный голос дрожал, - смогу ли я простить себе эту слабость?
- Я понимаю, - не сразу отозвался Мишель, - поэтому и не настаиваю... Но мы могли бы...
- Значит, ты все же решил уйти... - Никита почувствовала, что его слова отзываются тупой болью, - ты решил уйти...
Повторяя эти простые слова, она вдруг осознала, как относится к этому человеку, что ей нужно быть честной самой с собой. И разве имело смысл отрицать, что часть ее мира умрет с его уходом, пойдет прахом. И никогда не воскреснет. Но может, еще был шанс?...
Одним движением он пересек разделяющее их пространство и сильно сжал ее ладони.
- Пойми, дорогая моя девочка, я не знаю... Все так внезапно, так неожиданно. Моя жизнь разделилась на части, и мне нужно время. Ты дорога мне, ты стала частью меня. И не думай, что я из тех мужчин, что бросают любимых женщин. Но, сейчас изменить свою жизнь я не готов. Так же как и ты. Не готов... Понимаешь?
Повисло странное молчание. Мишель прислушался к тишине, и внезапно до него дошло, что Никита не слушает, глядя на него влюбленным и одновременно грустным взглядом. Он замер. С улицы, в открытое окно, доносился несмолкаемый шум машин и далекие печальные гудки речных пароходов, прорезавшие вечерние сумерки. И единственной реальностью была женщина, сидевшая напротив и гипнотизирующая его неотрывным взглядом своих синих глаз, изгибами и округлостями соблазнительного тела...
Она опустила глаза. Он ждал. Затем, вместо ответа, Никита потянулась, обняла его и поцеловала. Она медленно проводила по его губам языком, впитывая их таинственный возбуждающий вкус. Наконец она оторвалась от него и отодвинулась.
- Я люблю тебя, - хрипло сказала она, - Майкл, я тебя люблю.
Взглянув ему прямо в глаза, она увидела, как отчаяние сменилось надеждой и разрешилось в конце концов чувственным восторгом:
- Да, я знаю...
Этот приглушенный возглас тронул ее до глубины души. Дрожащими пальцами он провел по ее лицу и шее, затем сжал плечи и прижался губами к губам. Мишель целовал ее, а ладони нервно ощупывали ее руки и спину. Его прикосновения возбуждали, она так жаждала их.
Он чуть вопрошающе потянул ее в спальню, впрочем, не почувствовав сопротивления. Став перед ней на колени, он принялся вглядываться, словно все происходило впервые.
- Никита, ты совершенство... - уже в который раз сказал он, - я не перестану тебе это говорить.
Она лишь покачала головой и, обняв его за талию, прижалась к нему всем телом.
- Не нужно, - голос Никиты был чуточку мурлыкающим, - хоть мне и нравятся твои слова, но я предпочту им твои ласки.
Он мягко отстранил ее и расстегнул молнию на спине. Сняв платье, Мишель не очень аккуратно откинул его прочь и снова обернулся к ней.
Под платьем на ней было только восхитительное кружево шелкового белья мягкого кремового оттенка. На его фоне особенно явственно проступал ровный загар. Перед ним открылись налитая грудь, соски, требовательно упершиеся в тонкую материю, плоский живот, нисходящий в бедра и густоту волос, ее длинные изящные ноги. Засмеявшись своим низким чувственным смехом, заставившим его глаза засверкать притворным гневом, она поднялаи широко раскинула руки, чтобы было видно все тело, и кивнула. Взяв его за руки, она прижала их к себе со стоном разгорающегося желания.
Он крепко схватил ее и, расстегнув бретельки лифчика, освободил грудь. При виде набухших сосков Мишель остановился на мгновение, потом зажал их между указательным и большими пальцами и принялся ритмически раскачивать – вверх-вниз, пока ее глаза – он заметил – не покрылись поволокой. Отстранившись, он сорвал с ее бедер белье, и теперь она стояла перед ним совсем нагая. Он наклонился, чтобы снять с нее туфли. Никита улыбнулась. Это была последняя деталь ее костюма, которая еще прикрывала часть ее тела.
Мишель закрыл глаза, ее тело ослепляло его – он хотел и не мог на него смотреть.
- Думаешь, твоя одежда не будет тебе мешать? – прошептала она, расстегивая пуговицы у него на груди, и ирония слышалась в вырвавшихся у нее словах, - Я тоже хочу тебя видеть, Майкл.
Спустя несколько минут на пол веером легли так же беспорядочно брошенные рубашка и брюки, мужское белье смешалось с пикантным женским кружевом. Свет ночника загадочно мерцал, и в нем тонули все окружающие предметы.
- Ты так мне нужен, - выдохнула она свои сокровенные мысли. – Ведь это не прощание?...
- Никита, я не знаю, что сказать. Прости, слова бывают лишними и бессмысленными, - откликнулся он, так тихо, что она едва расслышала слова, легкие и прозрачные, как вздох.
Легкое облачко печали затуманило ее сознание, тупая боль родилась где-то в глубине сердца, но Никита решительно отбросила все мешающее ей наслаждаться этой близостью.
Вместе они опустились на кровать и легли бок о бок, возбужденные и в то же время погруженные в мирную дрему. Его кожа отсвечивала на фоне ее смуглого, плотного, твердо очерченного тела. Увлекшись необыкновенно интересной фантазией, промелькнувшей в ее мыслях, Никита задышала чаще, и ее кожа слегка покраснела. Встав на колени, он принялся покрывать ее тело поцелуями, захватывая губами то одну, то другую грудь, впиваясь в соски, будто желая испить божественного нектара. Доведя Никиту почти до экстаза, он вдруг откинулся на прохладный шелк простыней и смотрел на нее сквозь прикрытые ресницы. Легкий сквозняк чуть холодил влажную кожу. Она же взяла его голову в руки и прижала лицом к набухшим округлостям своего тела, ощущая твердость подбородка на гладкой, тонкой коже и сдавленно постанывая от наслаждения.
Искусно целуя и поглаживая ее, он постепенно спускался вниз, достигнув в конце концов шелковистого кустика между ногами, немедленно увлажнившегося при его прикосновении. Охваченная страстью, Никита извивалась под его тяжестью.
- Еще, еще, - стонала она, вновь и вновь повторяя его имя.
Чувства обострились до предела, и желание доставить наслаждение друг другу стало невыносимым. Никита как-то незаметно перехватила инициативу, а Мишель позволил ей это. Склонившись над ним, она прижалась к нему и впилась губами, проводя языком по небу так, что у него закружилась голова. Почувствовав его состояние, Никита улыбнулась ясной и загадочной улыбкой древней богини. Сквозь пелену, застилавшую его сознание, Мишель увидел этот сияющий взгляд, полный божественного озарения и неземной красоты, и его сердце пронзила секундная боль. Боль то ли от неземного восторга, то ли от неизбежного расставания.
А Никита встала на колени и припала к его бедрам, потом захватила губами его плоть, проводя по ней языком, пока он не закричал от восторга. Смеясь, она все повторяла свои ласки, а он погрузил пальцы в серебро ее рассыпанных по плечам волос. Чувствуя, как нарастает в нем желание, она ускорила свои движения. Однако, Мишель совсем не желал слишком скорого завершения. Приподняв ее за плечи, он опрокинул Никиту на спину и впился ей в губы.
- Майкл, я больше не могу, - ее глаза горели ненасытным желанием. - Пожалуйста, возьми меня...
Эти простые слова снова ошеломили его, и восторг единоличного обладания забурлил в его душе, в его сознании. Бережно раздвинув ей ноги, он наполнил собой ее разгоряченное тело, не испытывая поначалу никакого желания начинать ритмичные движения, прислушиваясь к ощущениям, наслаждаясь ими. Но разгоряченная Никита настойчиво и страстно вернула его из тягучего забытья – долгими равномерными движениями он проникал вглубь, пока они, то постанывая, то вскрикивая от восторга, не выплеснулись водопадом разноцветных эмоций и наслаждения. Он был и нежным, и безжалостным, но все на свете поглотили яркая ошеломленность и тягучее пресыщение...
Когда она обняла его на прощание, ее сердце сжалось от зимнего холода, и уверенность в правильности молчаливого соглашения, в неизбежности расставания растворилась в утренней тишине.
...Черный кофе был горек... Его глубокий насыщенный вкус сегодня почему-то сводил скулы, вызывая непрошенные слезы, которые предательски слепили, медленно скатываясь по щекам. Ледяные пальцы, сжимающие тонкий фарфор, чуть дрожали.
- Он ушел и больше не вернется, - думала Никита, обжигаясь горячим напитком и не чувствуя боли.
Это знакомство было таким ошеломляющим и скоротечным, таким смешным и нереальным, таким сводящим с ума и уносящим с собой жизнь...
Вокруг бушевала всерьез разбуженная весной природа, солнце купалось в молодой зелени деревьев, теплый ветер ласкал плечи. Париж был прекрасен.
Но Никиту, совершенно не замечающую всего этого великолепия, не переставало знобить, она никак не могла согреться...
Залитый солнечным светом перекресток совсем не раздражал седого полицейского – радость, рекой наполнившая улицы, передалась и ему. Даже шум близкого аэропорта в то утро не был навязчивым.
И если бы вдруг нашелся кто-то, кто спросил бы, почему образцовый страж порядка не стал останавливать небольшой спортивный автомобиль, водитель которого неожиданно, словно кардинально изменив принятое ранее решение, развернулся и, пересекая сплошные линии, нарушая правила, понесся в обратную сторону, он не смог бы объяснить это.
- Черт возьми, наверное, это весна виновата, - думал бывалый служака, вспоминая тот зеленоватый взгляд, загипнотизировавший его решимостью и отчаянием ...

2001 г.