Тусклый

От него не пахло ничем. Сейчас все маскировали запах, ото всех несло цветочными, фруктовыми, морскими ароматами от которых жутко болела голова, и хотелось кого-нибудь покусать. Он него же ничем не пахло, настолько он хотел спрятать свой запах.
Оборотень или всё же человек? Спрашивать как всегда нельзя. – Патрик Джейн, - представляется человек без запаха тусклым голосом, и она вспоминает, кто это.
Два растерзанных тела и кровавый знак на стене. Они тогда гадали человек это сделал или нет. Конечно, не вслух. Вслух такие вопросы задавать строго запрещено. Никакой дискриминации. Оборотни и люди равны.

Ей жаль его, но безумно некогда. Тем более, они всё ещё подозревали его, муж всегда подозревается.
Поэтому она не собирается подпускать его к этому делу. Но он слишком настойчив и путём шантажа и манипулирования к концу дня он остаётся. Ей отчётливо кажется, что этот тусклый кем бы он ни был ещё доставит им всем проблем.

От Грейс пахнет фруктами, иногда сильнее, чем нужно. От неё пахнет здоровьем и неуверенностью.
Она довольно сильная, мускулистая, загорелая, эффектная, эмоциональная, с яркими глазами и фактурной внешностью, и иногда, чтобы кого-то напугать или впечатлить, намекает, что она оборотень.
Но это не так. Ригсби перебарщивает с морскими ароматами, но это не убивает запах пончиков и прочей вредной еды.
Он человек и гордится этим. Кажется, оборотни его пугают. От Чо пахнет сталью, порохом, чистотой. Он много тренируется и иногда завистливо поглядывает на Грейс, думая, что она оборотень.
Он хотел бы стать оборотнем. От Терезы пахнет французскими дорогими духами, не сильно, достаточно настолько, чтобы заглушить её настоящий запах. Она уступает в силе Грейс, постоянно что-то роняет, часто выглядит растерянной. Внутренняя сторона её письменного стола покрыта длинными глубокими царапинами от когтей.

От Патрика по-прежнему не пахнет ничем. Ни фруктами, ни морем, ни виной, ни отчаянием, ни горем. Ничего. Кажется, его уже не подозревают.
Но точно не понятно. Всё равно никто не скажет вслух.
В этом мире слишком много всего, что вслух говорить нельзя. Но скорее всего, он просто слишком заигрался в великого экстрасенса, а за это поплатилась его семья.

- Возьми себя в руки, – тихо говорит Джейн, и оттаскивает её от подозреваемого в убийстве пяти детишек.
- Я в норме, – глухо отзывается она, по привычке пытаясь поймать его запах. Как всегда – ничего.
- У тебя глаза жёлтые. Ты же не хочешь, чтобы кто-то узнал.

Не хочет. Не хочет взглядов, завистливых, испуганных, недоверчивых.
Не хочет шёпота за спиной. «Конечно, у неё всё получается она же крутой оборотень». Господи, насколько же это не правда. Она бы с удовольствием отдала бы эти ненужные когти, это сводящее с ума обоняние, ежесекундное желание разорвать всех и вся.

Стол покрывают новые царапины, только не сорваться, эти раздражающие фруктово-цветочные ароматы. Но она всё рано чует самое главное – тепло, страх, кровь из пустяковых царапин. Только бы не сорваться.


Джейн ведёт себя так, как будто ничего не случилось. Как будто она не прошила насквозь своими дурацкими бесполезными когтищами его очередной безукоризненный и невозможно тусклый пиджак.
Он даже купил точно такой же. Наверное, она должна извиниться.

И она подходит к нему, подбирая слова извинения, чтобы не выглядеть слишком жалкой, наталкивается на этот тусклый взгляд и чувствует отчётливо желание снова продырявить его пиджак.
- Как ты, чёрт возьми это делаешь???
Лёгкая заинтересованность во взгляде. Он даже слегка отстраняется, видимо, помня про пиджак.
Но этого недостаточно, чтобы он походил на живого человека.
- Прекрати это. Ты не можешь так долго себя контролировать.
- Могу, – говорит Патрик тускло, но почти мягко. И уходит.
Возможно, он подумал, что она завидует его самоконтролю.
И она сначала завидовала. Она отзывалась физически на каждый звук, запах, цвет, эмоцию, с трудом сдерживала когти и желтеющие глаза.
Она ненавидела это, но это делало её живой.
Патрик же походил на призрак.
Это не самоконтроль.
Это отчаяние.

Но, наверное, это не её дело. Она всего лишь его коллега и рядовой, не самый сильный, неуверенный в себе оборотень. Сломанная девочка с исцарапанным столом и низкой самооценкой.
Ей бы самой себе помочь.

Она плюёт на все доводы рассудка и ночью идёт к нему домой.

Она не знает, что он подумал, когда открыл дверь и увидел её в ночной рубашке, босую и жутко растрепанную, напуганную своей храбростью, с горящими желтыми глазами.
Она не клеилась. Или клеилась.
Чёрт её знает. Это, наверное, даже не прилично. Заявляться домой к рядовому коллеге в ночной рубашке. Это всё чёртово полнолуние, низкая самооценка и дурацкий исцарапанный стол. Но Патрик её впустил.
Она знала, как выглядит. Это всё полнолуние. Она была зверем, растрепанным, диким, необузданным. Но она была и женщиной.
И сейчас её звериная натура взяла верх, отметая всю неуверенность. – Дай уже выход эмоциям, - почти рычит она, впускает когти в очередной безукоризненный пиджак, касается обнажённой кожи, бережно, не раня, она хочет слышать, как кровь течёт по венам, хочет чего-то живого, яркого. – Сожалеть она будет завтра. Сегодня полнолуние, и им можно всё.
И он расслабляется. Океан эмоций захлёстывает её с головой. Страх, отчаяние, сомнения. Она судорожно глотает воздух. Ей не выбраться самой из эмоций – его эмоций. Но Джейн ей сейчас не помощник. Он оборотень с пожелтевшими глазами, кучей эмоций и наконец-то живым запахом – запахом чая, океана и вины, он закрывает лицо руками и начинает выть.
Боже, что же она наделала? Она, правда, думал, что может кого-то починить?
Она кажется себе такой смешной и жалкой со своими переживаниями о ненужных способностях и зависти коллег.

Избалованная девочка с исцарапанным столом, что ты знаешь о боли? Ещё пара судорожных вдохов и ей удаётся выплыть. Это не её эмоции, не её горе. Нужно просто помнить об этом. Два истерзанных тела и кровавый знак на стене – на задворки сознания и никогда не вспоминать. У неё получится. У него – нет.

- Это не твоя вина, - говорит Тереза мягко. Сегодня полнолуние, она мудрая женщина, сегодня она не коп и может слукавить. Косвенно вина всегда будет лежать на заигравшемся мошеннике, но это совсем не обязательно произносить вслух.
- Какое-то время я думал, что это я, - выдыхает Джейн, а ей только и остаётся, что растерянно гладить его по волосам.

Завтра Патрик Джейн будет другим, безукоризненным и бесцветным, и она никогда больше не попросит его перестать таким быть. Прежде чем кого-то чинить, сначала нужно починиться самой.
Завтра Тереза сделает вид, что всё в порядке. И не запустит когти в стол впервые. Это всё что она может сделать для Джейна.