Две Истребительницы, из которых должна выжить только одна.
Все говорят одно и тоже. Фейт исправилась, отсидела в тюрьме. Ей нельзя мстить.
Фейт исправилась. Только Баффи уже не вернешь.
Фейт могла бы рассказать Джайлз или Ксандеру, что Дон пыталась ее убить. Возможно, у Дон были бы проблемы.
Но Фейт молчит. Ей интересно насколько далеко может зайти эта девочка. Пистолет, нож, арбалет – все это уже было. Может, еще что-нибудь придумает.
Но проходит время, и Дон больше не предпринимает попыток.
Неужели простила? Неужели такое можно простить?
Но в этой игре нет правил. И даже такой исход возможен.
Фейт исправилась, а Баффи все равно не вернешь. Если отвернуться к окну и только слушать смех и болтовню Ксандра, Виллоу и Фейт, можно представить, что Баффи вернулась. Помогает, но не всегда.
У девочки глаза печальные, и чувство вины, которого быть не должно, потому что раскаяние было довольно лицемерным, не дает покоя.
Через два года она почти забывает, что была какая-то игра. Девочка стала совсем ручной, и ей даже немного жаль, что решающей схватки не произошло.
Смотря в чистые голубые глаза Фейт задумывается о том, что возможно пора меняться. Возможно, пора искренне попросить прощения, сделать что-то полезное. Стать кому-то нужной. Например, этой девочке. Почему бы и нет? Ведь в этой игре нет правил. И вообще на этой кухне так уютно, а яблочный пирог, испеченный Дон, напоминает о семье, которую так хотелось. Просто, попроси у нее прощения, Фейт.
Фейт внезапно не может ничего сказать, хотя очень хотелось. В горле начинает першить, и она пока думает, что это ее гордость не дает ничего сказать.
Фейт еще не знает, что в яблочном пироге был яд.
В этой игре есть одно правило – не прощать.
