Вход
Регистрация
Правила_Сообщества
0
Последние сообщения
Понедельник, 24 марта 2014, 01:34:18
Время действия: 1993
Рейтинг: PG13.
Объем: планируются 4 главы ( плюс Пролог).
Примечания: события канона в основном сохранены за исключением появления Би Джей и , соответственно, последующего отъезда Круза из города.
Пролог
They say this town,
The stars stay up all night,
Don't know can't see'em,
For the glow of the neon lights.
And it's a long way from here,
To the place where the home fires burn,
Well it's 2,000 miles and one left turn.
- Но знаешь ведь, как бывает с болью - мы с ней все один на один. Она выталкивает в одиночество.
- И наоборот?
- И наоборот. (с)
Иден вернулась в Санта - Барбару 21 февраля 1993.
«В городе всю ночь горят огни. Это хорошо: светло как днем. В городе ночью горят огни. Это плохо: мне не разглядеть звезд…» напевала рыженькая, светлоглазая девочка напротив, и Иден все крепче и крепче сжимала подлокотники кресла, все пристальнее всматривалась в иллюминатор. А ушах настойчиво звучал беззаботно выводимый высоким детским голосом припев: « Это хорошо… это плохо»…
Приближается аэропорт- умолкает девочка. На чем она завершила? На которой строчке?
Иден отчего-то очень важно это узнать. Может быть… может быть, это очередной признак безумия? - невесело улыбается она своим мыслям. Вот так вслушиваться в детский лепет и вновь и вновь возвращаться к попыткам узнать, понять, предвидеть: хорошо или плохо… хорошо или плохо то, что она делает, хорошо … или ( сильнее, до боли врезается подлокотник в ладонь) плохо для тех, кто... кто ждет ее там, в приближающемся, вырастающим за полосой океана городе.
Заход на посадку - потоки информации.
Отстегиваются ремни, подкатывает трап.
Пустеет салон.
Наконец стюардесса подходит к закрывшей глаза, наклонившейся всем телом вперед так, словно посадка еще не завершена, светловолосой женщине и, дружелюбно улыбаясь, задает стереотипные вопросы. Женщина резко открывает глаза (стюардесса отмечает профессиональным взглядом дрожь в руке, откинувшей упавшие на лоб волосы, потерянное, едва ли не смятенное выражение лица), поднимается, уверяет, что " с ней все в порядке, легкое головокружение". И направляется к трапу почти ровными, почти уверенными шагами .
Иден прилетела в Санта–Барбару 21 февраля 1993 года.
Возвращение всегда ведь начинается с чего-то, верно?
***
Возвращение- это всегда возвращение. Даже если сначала ты возвращаешься в больницу.
Но все-таки ты здесь.
И ты снимаешь телефонную трубку.
Ведь ты вернулась…да?
***
Ставший неуправляемым от перевозбуждения Чип по сто раз на день рассказывает всем, что скоро - совсем скоро - пойдет к маме. Он бы и рад совсем не спать, чтобы скорее приблизить этот день, но усталость - к облегчению бабушки - валит его все-таки к вечеру с ног.
Адриана порядком озадачена и радуется спокойнее брата, но нетерпение охватывает и девчушку: вечерами бабушка рассказывает ей о маме. Малышка спрашивала и папу, но у него на этой неделе очень много работы, он приходит поздно, так поздно, что Адриана даже не слышит его шагов.. И к ним в детскую он не заходит, не целует их на ночь. Наверное, у него очень тяжелая работа, но ничего, мама его обрадует, рассуждают дети.
В доме Кепвеллов сама тишина холла, кажется, пронизана оцепеневшим в своей невероятности счастьем; семья едва осмеливается радоваться, но влажны глаза, приглушены голоса; и нет-нет, да и обнимутся при встрече сын с отцом, брат с сестрой и молча взглянут друг другу в глаза: Иден вернулась…
А однажды София бесшумно подойдет к усевшейся возле камина с альбомом на коленях младшей дочке, безмолвно коснется упавших на глаза волос.
- Это… сейчас кажется таким неважным,- приглушенно скажет Келли,- но… мама, я не знаю, что скажу ей.
- Я тоже,- с тихой, неизбывной тяжестью ответит мать.
- Я перед ней виновата...- шепнет Келли, глядя неподвижно перед собой.
София этих слов не повторит - слишком легко звучат они для нее.…
***
И вот- встреча. Первая.
Подходит, стараясь не сорваться с места, не рвануться к ней - Мейсон. Не говорит ни слова, просто прижимает ее к себе, и вдруг оказывается, что так легко приникнуть к этой теплой, спасительно темной, ткани пиджака, закрыть глаза и представить … что если ты задержишься так на минутку дольше, никто не заметит. Нельзя, чтобы заметили. Жалость нестерпима, не только потому, что унижает, нет. Потому что лишает тебя себя настоящей, той, что со всем справится и все сможет, превращает тебя в незнакомку, в ту, которой нужна, так отчаянно нужна помощь, и ты рвешься к себе самой, к той, кто - все-таки, все же - справится...
Первая встреча… Страшен первый миг - до слов, встреча глазами. Глаза-то все расскажут и все выдадут. Невыносимо больно будет, если родные не узнают в ней прежнюю Иден, их Иден.
Невообразимо тяжело, так тяжело, что порой покажется, не хватит сил и для вдоха, - станет притворяться ею.
И безмерно больно, когда увидишь, как вспыхивает в их глазах такая хрупкая, такая обреченная радость узнавания- и тут же погаснет.
Им-то пока неведомо, как долго можно возвращаться.
И ты отвернешься, стиснешь руки и спросишь себя: неужели ты не была права, когда сбежала, пытаясь уберечь их от всего этого? Неужели?
Но ты же вернулась.
Ты пытаешься вернуться.
***
С Джулией проще всего, в ее взгляде не прочтешь ни жизнерадостного ободрения, ни слишком старательно запрятанной тревоги.
Она просто болтает с тобой, так, словно ничего не произошло, будто никто не изменился. Ты не изменилась.
Она говорит о детях, и рассказывает , рассказывает… Рассказывает те милые, повседневные пустячки, от которых сладкой болью сжимается сердце, и теплеет в груди.
Как Адриана за завтраком перекладывает молочные пенки Чипу, а тот, морщась, терпеливо их съедает.
Как Чип приохотил сестренку к игре в машинке, и теперь у той целый автопарк, а куклы второй месяц валяются на шкафу.
Как дети спрятали под диваном старательно обернутое в махровое полотенце яйцо и два дня ждали, когда из него вылупится цыпленок.
Именно Джулия приносит Иден фотографии. Она протягивает ей детские рисунки. И ставит видеозапись со дня рождения Адрианы.
И Иден улыбается, а потом и смеется, глядя на измазанное мороженым, сияющее личико дочурки, удивленно смотрящие в камеру глазенки сына.
Только, когда Джулия собирается уходить и, прощаясь, обнимает Иден, та на миг слишком крепко прижимает ее к себе. А Джулия, выбравшись за дверь, - тоже всего на миг - тяжело опускает плечи и прикрывает глаза…А открыв их, встречает измученные глаза встающих ей навстречу свекра и мужа. И молча, храбро улыбается им.
***
Неделю спустя врачи просматривают видеозапись первой встречи Иден с детьми, и они вновь довольны.
Первые минуты растерянности проходят достаточно легко, констатируют они, и проматывают пленку дальше. Вот пациентка сидит на диване, дети - упрямо глядящий в пол мальчуган и серьезно рассматривающая маму девчушка - по бокам. Еще несколько минут промотки - девочка уже на коленях у матери, а правая рука Иден лежит на макушке подавшегося к ней всем телом мальчика, правда, пока так и не взглянувшего на нее.
Но главное, на чем фокусируются врачи- поведение, реакции пациентки. Ни смятение в глазах, ни подрагивание в уголках старательно улыбающихся губ, ни слишком прерывистое, иногда затрудненное, дыхание от них не укрываются.
Корректируются дозы препаратов, обсуждаются новые комбинации, вносятся изменения в формат психотерапии,..
***
А белокурая женщина, проводив несколько раз переспросивших, точно ли они придут к ней послезавтра, детей, возвращается в палату, медленными движениями переодевается в больничный халат, бросает взгляд на постель, но, передернув, словно от порыва ветра плечами, отходит к окну. Складывает руки на груди и долгим, отрешенным взглядом смотрит не из окна- на что угодно, на оконное стекло, на раму- только не туда, наружу. Смотрит…
В палате ничем не пахнет, ни лекарством, ни дезинфектом, и, должно быть, от этого, кажется, что в палате нет воздуха, есть какой-то нейтральный, мертвенно – безликий заменитель.
И на миг становится жутко, и ты произносишь вполголоса что-то - неважно, что. И вот, тебе еще страшнее, потому что, едва слова произнесены, твои губы уже не помнят, как выговорили их, а воздух в палате все так же неподвижен, и все так же неподвижна тишина.
И ты не уверена, заговорила ты только что или промолчала.
А ты все стоишь и прислушиваешься - но уже не к замершим ( или так и не прозвучавшим) звукам, а к себе, к той боли, которая вот-вот захлестнет тебя. А ее все нет и нет. И это странно, непонятно. Вот же она, перед тобой- твоя жизнь, замершая, разъятая на кусочки, которые ты только начала пытаться сложить воедино. А ты стоишь возле нее, протягиваешь руку, дотрагиваешься до тех, кого знала прежде, кто бы дорог, кого любила. Только дотрагиваешься - и снова отступаешь.
Это … словно отражение в зеркале – ты не там, ты не с ними, ты только смотришь на них издалека. Потому и не касается тебя, не обрушивается на тебя вся боль утраты. Ты еще только предчувствуешь ее; но этого достаточно, чтобы замереть вот так, как сейчас, потому что страшно шевельнуться, чтобы не расплескать это такое призрачное спокойствие, эту такую временную анестезию…
И вновь качнется маятник - и тебе уже кажется, что боль, любая боль, лучше пустоты.
Шагнешь к окну, поднимешь жалюзи - и попытаешься увидеть расстилающийся за окном пейзаж. Конечно, это будет океан. От него здесь, в прибрежном городе, никуда не денешься, не уйдешь. Но- он не то, что тебе сейчас нужно, он страшит. Твоя жизнь все еще не началась вновь, она где-то рядом, замершая, а внутри тебя пустота. И его безмятежие, его спокойствие- не то, что тебе нужно,чтобы снова ощутить, что ты жива… не то.
***
Врачи прослушивают свежие аудиозаписи, переглядываются, останавливают пленку, что-то горячо обсуждают, вновь запускают ее…
- Вы боитесь? Расскажите мне о ваших страхах.
Пауза.
- Что страшит вас, Иден? - еще мягче, очень негромко, доверительным тоном спрашивает врач.
Еще более длительная пауза, шуршание передвигаемых врачом бумаг на столе.
- Другая реальность,- прорезает наконец тишину приглушенный голос. - Реальность… в которой я причинила зло моим родным. Большее, чем… чем в этой.
Другая запись, третья неделя.
- Что вы чувствуете, Иден?
- Нет почвы под ногами,- на этот раз звучит почти сразу ответ.
***
- Нет почвы под ногами, - тихо повторяла она вновь и вновь безжалостно затертую поколениями и поколениями формулировку.
Потому что... потому что это не метафора. И никакими словами не выразишь яснее этого ощущения: когда кажется, что твой следующий шаг превратится в бесконечное падение, когда ты всматриваешься с напряженным интересом в книжную полку, в блюдце, в дверную панель - потому что сама материальность этого мира кажется своего рода чудом, чем-то, за что можно еще удержаться, что тебя еще удержит ( врачи говорят о дереализации- но это слово существует само по себе, ускользающую от нее реальность оно не подхватит и не вернет).
Но это давно закончилось - еще до того, как она приехала в Санта-Барбару.
Это закончилось.
Только иногда прорывается короткой, почти нечувствительной болью осознание: как же счастливы те, кто считает эти слова безликими, кто пытается выразить, что чувствует, подыскивая что-то другое, менее затертое, более оригинальное.
И горе тем, кто, оставшись один на один со своей уже-не - болью: ужасом, беспомощно, безжизненно повторяют: земля уходит из-под ног… земля - уходит.
***
А сейчас все иначе.
Так что вы чувствуете, Иден?
Ей уже проще, она знает, что испытывает , встречаясь с детьми, с родными, всматриваясь в прошлое, вглядываясь в будущее, встречаясь глазами с самой собой - тогдашней и теперешней.
Но случается, что она не знает, не может понять, что испытывает. Это касается двух людей.
И поэтому она еще не виделась с мамой.
И Круз еще не приходил.
***
Он приходит на следующий день.
Это происходит в час после полудня.
Полдень: самый тяжелый час- почему так? Не утром, и не вечером и не ночью, а в самый разгар дня, так безнадежно застывает время, и ты в нем как в ловушке, и кажется, нет боли мучительнее этой.
Через несколько часов, когда защекочут щеки горячие, соленые капли, она поймет, что ошиблась.
В час после полудня раздаются шаги в коридоре, стук в дверь.
Ты сразу знаешь, кто это. И когда дверь отворяется, ты не сразу оборачиваешься- не потому что проверяешь, не ошиблась ли ты, ты и так знаешь, кого сейчас увидишь…
Ты не оборачиваешься, ты медлишь, не из-за этого.
- Иден?
Сообщение отредактировал Джой: Понедельник, 24 марта 2014, 22:15:32
Наверх
Все настолько правдоподобно написано и без всяких упрощений... Только вот почему Би Джей нет? И по какой причине тогда расстались Круз и Келли, если ему не пришлось убегать из СБ? Ведь, как я поняла, роман между Келли и Крузом был? Хотя интерес Конора к Келли был и при Крузе и она могла растаять перед его знаками внимания. Но как на все это отреагировал Круз? Далеко я ушла. 
Ну все равно, спасибо за фик. Очень интересно его читать!
Цитата
Очень сильно написано. 
P.S 
