Джеймс. - Ее звали Никита: архив фанфиков

Весна выдалась поздняя, непривычно холодная, слегка дождливая и потому томящая. Для Никиты она была утомительна вдвойне, так как последние месяцы ей приходилось проводить в уединении.
Некоторое время назад она снова убежала из Отдела, но теперь ее побегу имелся довольно существенный повод.
Никита ждала ребенка. Она поселилась в обычной многоэтажке, самым большим достоинством которой был довольно широкий и удобный балкон. Так как свободного времени у Ник теперь было хоть отбавляй, она устроила на нем какое-то подобие садика и очень любила проводить там целые часы.
Каждый день, покончив с обязательными домашними делами, она ставила тихую музыку и, вылезая на балкон, подставляла свой уже довольно большой живот ласковому солнышку. Рядом тут же усаживался старый кокер Томпсон. Ник гладила живот, общаясь с малышом, и они вместе с Томсоном щурились и зевали. Вечером, когда слепящее солнце сменялось прохладой звездной темноты, Никита снова выходила на балкон, вытягивала отекшие и гудящие ноги, устраиваясь поудобнее на ступеньках или в кресле, и рассказывала двум своим верным друзьям сказки.
Одна из них была про девочку с чудесными родителями. Они были бедными, но очень ее любили. И они были очень веселыми. Они все делали вместе - работали и отдыхали, смеялись и плакали. Потом отец девочки умер, а ее мама через какое-то время заболела. Она забросила девочку, и в их доме больше не было радости. Потом в доме появился плохой дядя. Мама все время болела, а дядя этим пользовался. Из дома стали исчезать вещи. Люди менялись каждый день, и все они были страшные. Плохой дядя обижал девочку. И тогда она решила уйти. Она собрала свой небольшой багаж, но в дверях ее поймал плохой дядя и отобрал почти все вещи. Девочке удалось вырваться, но уйти ей пришлось без теплых вещей и еды. На улице тоже было темно и страшно. И там были чужие люди, много чужих людей. Однако твоя мама, детка, не была рохлей. Она побыла пару дней без хлеба, поспала на скамейке в саду и поняла, что замерзнет и умрет с голоду, если ничего не предпримет. Она могла, конечно, вернуться домой к своей маме, но мама болела, она плохо узнавала девочку, а в их доме распоряжался чужой человек.
И она решила остаться на улице. Кто-то пожалел сиротку и подкидывал ей то булку, то хот-дог. Она старалась как-то помочь им, пригодиться. Это помогло бы ей заработать немного денег на ночлег и следующий обед. Она пошла на стройку, думая, что, возможно, будет там полезной. Но ее оттуда прогнали. Потом ноги привели ее в порт, но и там она не задержалась. В порту было очень много бродяжек, которые занимались мелким воровством, и лишняя конкуренция им была ни к чему. Она подумала, что, наверное, тоже смогла бы этому научиться, но злые мальчишки закидали ее камнями, так что ей пришлось от них убегать. Тогда девочка решила найти лес. Она думала, что если сможет собирать ягоды, ей не придется голодать. Лесничего и диких зверей она не боялась. Она пошла в сторону, где думала, что находится лес, но вместо леса ее поймал полицейский и отправил в детский приемник, а оттуда в приют. Сначала девочка хотела оттуда сбежать, но потом у нее появилась подружка, да и кормили в приюте вполне сносно. Так что девочка осталась.
Пронеслись годы. Лучше всего в приюте учили искусству выживания - сюда входило и умение постоять за себя, и вовремя найти еду, и удачно отмазаться от наказания. Девочка выросла. Она снова бродила по улицам и искала возможность то заработать, то украсть. Она шла в сторону булочной, когда за углом натолкнулась на какого-то неизвестного типа. Оттолкнув девушку, он убежал, а на тротуар возле стены тем временем упал полицейский. Девочка, несмотря на жизнь на улице, была глупенькой. Она кинулась на помощь и только оставила везде свои глупые отпечатки.
Появилась полиция, которая решила, что убила полицейского именно она - грязная оборванка. И она никак не могла себя оправдать. Судья - благообразный старичок в строгой мантии дал твоей матери пожизненный срок. Ее, отбивающуюся, посадили в машину и привезли в какое-то здание с закрытыми глазами. Потом, когда она смогла ясно мыслить, она увидела себя в большой белой комнате. К ней пришел один человек, и сказал, что она будет работать на одну организацию, и так будет искупать свои грехи перед государством, богом и людьми. Девочка говорила, что невиновна, но он ее не слушал и пообещал убить. И тогда она стала убийцей сама.
Ей было очень сложно вначале, да и потом тоже, но у нее не было выбора. У нее были очень могущественные враги, они могли убить ее. Но, как ни странно, она перестала их бояться. Сначала она очень хотела жить, потом хотела правды, а потом влюбилась. Так она и жила - немного для себя, мечтая о несбыточном, о том, что ее найдет мама и спасет красивый принц; немного для людей - помогая обиженным и несправедливо поверженным. Ее сердце было сердцем мира, но не всегда мир доставался мирной ценой. В том числе и ее сердцу, которое часто кровоточило чужой бедой и чужой болью.
Она могла уйти, и она так любила жизнь, но уже знала, что свободы не будет. И она вернулась к твоему отцу, малыш. Очень многое их разделяло. Но любовь мамы позволила преодолеть большинство преград. Потом мама забеременела, и ей просто пришлось уйти, иначе бы ее насильно заставили делать аборт. Они и так заставляли принимать специальные лекарства, и мне пришлось долго лечиться, прежде чем в животе смог свободно расти ты. Не знаю, придется ли мне когда-нибудь выносить твоих братьев и сестер, но мы с папой тебя очень любим заранее и очень тебя хотим. У тебя уже есть один братик. Его зовут Адам. Но у него другая мама. Я потом познакомлю вас.
Ты знаешь, все женщины мечтают стать матерью, но далеко не каждый мужчина так любит детей и так мечтает о собственных детях. Так что у нас с тобой, малыш, все будет просто замечательно.
Никита, конечно, рассказывала свою сказку более обстоятельно с множеством подробностей растянувшихся на месяцы. Она старалась не загадывать вперед, и в голове сами собой выстраивались разные занимательные истории, которые она, если бы не так ленилась, могла бы записывать. Дни текли неспешно, почти как годы в ее мифическом приюте, и до родов уже оставались считанные недели, когда на веранде окончательно уверившейся в собственной безопасности Никиты появились люди в черных масках и камуфляже. Она заснула, как уже привыкла, на балконе и так крепко, что даже ее чуткое ухо не отличило тихий скрежет ключа в замочной скважине и бесшумное же появление незнакомых людей перед ее глазами. Когда она заметила их, было уже поздно пытаться сбежать, да и вряд ли Никита смогла бы бегать с таким грузом. Томпсон залился таким же поздним и недопустимо прозевавшимся лаем, пытаясь тяпнуть неожиданных противников за щиколотки. И ей пришлось уговаривать еще и его. Стараясь не совершать резких движений и вынуждать их тем самым к решительным действиям, она дала связать себе руки и медленно потянуть в сторону двери. Соседские глазки в дверях и занавески на окнах просто сверлились от любопытства, но никто из них не делал попыток помочь ей. В этом доме ее знали лишь слегка и принимали за чудаковатую, а теперь еще и опасную беременную женщину. В машине безмолвные стражники продолжали изъясняться жестами. Ей завязали глаза. Машина тут же двинулась в неизвестном направлении. А Никита инстинктивно положила связанные руки на живот, как бы охраняя его. - Тшш, тшш, малыш! Все будет хорошо, - пела она тихонько.
Ее привели в камеру, посадили на цепь как собаку, но руки оставили свободными. Усевшись на холодную лавку, она уставилась в небольшое оконце - единственный источник света, перекрытый решеткой. Допрос был, как полагается - с ярким светом в глаза, предложенной сигаретой, оскорблениями и криком. Никита молчала. Иногда улыбалась разбитыми в кровь губами, потому что все-таки ударили, и руки выкручивали. Но в живот не били, может, щадили пока? Ей дали время на раздумья, снова отвели в камеру к крысам и комарам. Шлепнули миску с едой и кружку с водой. Никита сидела полуоглушенная, и не знала что делать. Страха за себя не было. Больше всего она боялась, что ее волнение, передаваясь ребенку, может навредить ему. Майкл никогда бы ей этого не простил.
Она вспомнила, как он спас ее тогда, в истории с неверной подружкой Джулией и покушением на Мийовича - появился в самый нужный момент, прыгнув с пистолетом в окно, разбросал по сторонам охранников-мучителей, снял с цепи ее - подвешенную, униженную и разочарованную. И не было в его словах ни капли упрека. Но где была та обувь с передатчиком в каблуке? Только розовые спортивные тапочки лезли последнее время на ее отекшие ноги. Никита как могла осмотрела также свое, похожее на робу, платье-халат. Оно тоже было не в лучшем состоянии после общения с офицером, но, как это не ужасно, может, хоть это избавит ее от их грязных домогательств. Она снова прижала руки к животу и, покачиваясь из стороны в сторону, заговорила с ребенком - Папа спасет нас. Не бойся! Подглядывающие в камеру охранники переглядывались. Допросы беременных да еще с сумасшедшинкой женщин явно не прибавляли отваги их командиру.
Никита вспомнила, как они с Майклом участвовали в войне против Красной Ячейки. Как поехали в Африку. Никите мучащейся от жажды и жары ощутимо показалось, что все вернулось. Потом плен, пытки крысами и травмой Майкла...
Майкл вышел на их след не сразу. Прошло несколько дней, прежде чем он забеспокоился, что Никита по-прежнему не отвечает на кодовые звонки. Он решил изменить собственному слову, и несколько раз проверив, нет ли за ним слежки, появился в ее квартире. По тому, с каким подозрением смотрели на него соседи, по странной тишине в доме он понял, что дело нечисто. Слой пыли на мебели ясно указывал на то, что в квартире уже некоторое время никто не живет. Даже если бы Никите неохота было приводить все в порядок перед отъездом, она не оставила бы дверь на балкон открытой. С улицы в дом нанесло слой песка и несколько листьев. У балконного порога он нашел бездыханного Томпсона. По лицу Майкла обычно такого бесстрастного пробежала судорога.
Запершись в собственном офисе он быстро просмотрел пленку из камеры в ошейнике собаки, проверил сам ошейник на наличие пальцев и группы крови. Открывшаяся база данных предварительных подозреваемых оказалась такой обширной, что пришлось строить географические и характеристические отсеивания. Только после этого он тщательно затер все результаты своих поисков, запрыгнул в свой автомобиль и на максимальной скорости помчался в сторону выезда из города.
Найти Никиту оказалось не таким простым делом, все наземные камеры резиденции посла одной из стран бывшего соцлагеря были похожи друг на друга. Воспользовавшись отсутствием хозяина и безалаберностью охраны, перелезший через забор Майкл почти беспрепятственно лазил в кустах, когда услышал довольно отчетливый голос Никиты из окна.
Никита уже потеряла надежду, когда через оконную решетку в камеру влетел увесистый булыжник с прикрепленной к нему запиской. Поднимание ее с пола оказалось целым делом - Никита из-за раздувшегося живота своих ног почти не видела.
Ближе к ночи ненормальная в камере затихла. Заглянувшие в глазок охранники увидели, что она неподвижно лежит на лавке, и только огромный вздымающийся живот подтверждал, что она еще дышит. Вызванный врач был перепуган не меньше их. - Она рожает и может умереть, если не доставить ее в больницу, - заявил он.
Скорая помощь появилась гораздо раньше ожидаемого времени. Переодетый в халат и шапочку Майкл с помощью врача перенес Ник на каталку и незаметно подмигнул ей. До самого грузовика ему пришлось воспользоваться оружием всего пару раз.
Только когда отъехавшая машина понесла, трясущаяся на заднем сиденьи Никита с трудом сжала плечо Майкла своей рукой. Он даже не сразу понял, что она говорит. Никита уверяла, что у нее от волнений уже отошли воды.
Боль накатывала на нее волнами, почему-то цветными - попеременно то желтыми, то белыми. Каждый раз она, казалось, раздирала внутренности, и Никита, с трудом сдерживая рвущийся крик, до боли стискивала руками чехлы от сидений. Ей было тесно в машине, неудобно, ужасно жарко, так что она пропиталась липким потом. Хотелось плакать, и слезы беззвучно катились вместе с потом по ее лицу. Майкл переживал ее страдания как свои, стоял возле ее ног, поглаживая их, у открытой дверцы машины, и был таким же вспотевшим и дерганным как она. Ник видела это, хотела успокоить его, но только она открывала рот, как новый порыв боли скручивал ее внутри, и она была вынуждена впиваться в чехлы. На последнем сосредоточенном выдохе она услышала вой сирены уже настоящей "скорой".
- Майкл, - все-таки не сдержавшись прокричала она, и потеряла сознание.
Вынырнуть из обморока ее заставила какая-то непонятная паника. Она открыла глаза и, увидев возле себя хлопочущую аккушерку и врача, начала дергаться и крутиться на месте. - Где они, где Джеймс?
Больше всего она боялась, что Майкл из соображений секретности увез ее сына в неизвестном направлении. Понимая беспокойство роженицы акушерка подняла ей голову повыше, когда санитары подняли ее на носилки.
Взгляд Никиты сразу же зафиксировал умильную фигуру зеленоглазого мужчины с больничным конвертом младенца в руках. Они находились в таком ярком солнечном пятне, что Никита успокоенно откинула голову. Внутри нее все еще усталой и сморяемой сном запелось голосм Д. Кралл - " Когда я смотрю в твои глаза".
Медлин отнеслась к известию о появлении у Никиты ребенка философски.
-Не знаю, хорошо это или плохо. Она настояла на своем, и факт остается фактом. Думаю, это заставит ее стать осторожнее и не конфликтовать лишний раз. Еще она здорово потеряла форму и на ее переучивание уйдет время. Надо что-нибудь придумать для ускорения процесса превращения наседки в боевую машину, но удасться ли это теперь, когда она с Джеймсом?
Весна выдалась поздняя, непривычно холодная, слегка дождливая и потому томящая. Для Никиты она была утомительна вдвойне, так как последние месяцы ей приходилось проводить в уединении.
Некоторое время назад она снова убежала из Отдела, но теперь ее побегу имелся довольно существенный повод.
Никита ждала ребенка. Она поселилась в обычной многоэтажке, самым большим достоинством которой был довольно широкий и удобный балкон. Так как свободного времени у Ник теперь было хоть отбавляй, она устроила на нем какое-то подобие садика и очень любила проводить там целые часы.
Каждый день, покончив с обязательными домашними делами, она ставила тихую музыку и, вылезая на балкон, подставляла свой уже довольно большой живот ласковому солнышку. Рядом тут же усаживался старый кокер Томпсон. Ник гладила живот, общаясь с малышом, и они вместе с Томсоном щурились и зевали. Вечером, когда слепящее солнце сменялось прохладой звездной темноты, Никита снова выходила на балкон, вытягивала отекшие и гудящие ноги, устраиваясь поудобнее на ступеньках или в кресле, и рассказывала двум своим верным друзьям сказки.
Одна из них была про девочку с чудесными родителями. Они были бедными, но очень ее любили. И они были очень веселыми. Они все делали вместе - работали и отдыхали, смеялись и плакали. Потом отец девочки умер, а ее мама через какое-то время заболела. Она забросила девочку, и в их доме больше не было радости. Потом в доме появился плохой дядя. Мама все время болела, а дядя этим пользовался. Из дома стали исчезать вещи. Люди менялись каждый день, и все они были страшные. Плохой дядя обижал девочку. И тогда она решила уйти. Она собрала свой небольшой багаж, но в дверях ее поймал плохой дядя и отобрал почти все вещи. Девочке удалось вырваться, но уйти ей пришлось без теплых вещей и еды. На улице тоже было темно и страшно. И там были чужие люди, много чужих людей. Однако твоя мама, детка, не была рохлей. Она побыла пару дней без хлеба, поспала на скамейке в саду и поняла, что замерзнет и умрет с голоду, если ничего не предпримет. Она могла, конечно, вернуться домой к своей маме, но мама болела, она плохо узнавала девочку, а в их доме распоряжался чужой человек.
И она решила остаться на улице. Кто-то пожалел сиротку и подкидывал ей то булку, то хот-дог. Она старалась как-то помочь им, пригодиться. Это помогло бы ей заработать немного денег на ночлег и следующий обед. Она пошла на стройку, думая, что, возможно, будет там полезной. Но ее оттуда прогнали. Потом ноги привели ее в порт, но и там она не задержалась. В порту было очень много бродяжек, которые занимались мелким воровством, и лишняя конкуренция им была ни к чему. Она подумала, что, наверное, тоже смогла бы этому научиться, но злые мальчишки закидали ее камнями, так что ей пришлось от них убегать. Тогда девочка решила найти лес. Она думала, что если сможет собирать ягоды, ей не придется голодать. Лесничего и диких зверей она не боялась. Она пошла в сторону, где думала, что находится лес, но вместо леса ее поймал полицейский и отправил в детский приемник, а оттуда в приют. Сначала девочка хотела оттуда сбежать, но потом у нее появилась подружка, да и кормили в приюте вполне сносно. Так что девочка осталась.
Пронеслись годы. Лучше всего в приюте учили искусству выживания - сюда входило и умение постоять за себя, и вовремя найти еду, и удачно отмазаться от наказания. Девочка выросла. Она снова бродила по улицам и искала возможность то заработать, то украсть. Она шла в сторону булочной, когда за углом натолкнулась на какого-то неизвестного типа. Оттолкнув девушку, он убежал, а на тротуар возле стены тем временем упал полицейский. Девочка, несмотря на жизнь на улице, была глупенькой. Она кинулась на помощь и только оставила везде свои глупые отпечатки.
Появилась полиция, которая решила, что убила полицейского именно она - грязная оборванка. И она никак не могла себя оправдать. Судья - благообразный старичок в строгой мантии дал твоей матери пожизненный срок. Ее, отбивающуюся, посадили в машину и привезли в какое-то здание с закрытыми глазами. Потом, когда она смогла ясно мыслить, она увидела себя в большой белой комнате. К ней пришел один человек, и сказал, что она будет работать на одну организацию, и так будет искупать свои грехи перед государством, богом и людьми. Девочка говорила, что невиновна, но он ее не слушал и пообещал убить. И тогда она стала убийцей сама.
Ей было очень сложно вначале, да и потом тоже, но у нее не было выбора. У нее были очень могущественные враги, они могли убить ее. Но, как ни странно, она перестала их бояться. Сначала она очень хотела жить, потом хотела правды, а потом влюбилась. Так она и жила - немного для себя, мечтая о несбыточном, о том, что ее найдет мама и спасет красивый принц; немного для людей - помогая обиженным и несправедливо поверженным. Ее сердце было сердцем мира, но не всегда мир доставался мирной ценой. В том числе и ее сердцу, которое часто кровоточило чужой бедой и чужой болью.
Она могла уйти, и она так любила жизнь, но уже знала, что свободы не будет. И она вернулась к твоему отцу, малыш. Очень многое их разделяло. Но любовь мамы позволила преодолеть большинство преград. Потом мама забеременела, и ей просто пришлось уйти, иначе бы ее насильно заставили делать аборт. Они и так заставляли принимать специальные лекарства, и мне пришлось долго лечиться, прежде чем в животе смог свободно расти ты. Не знаю, придется ли мне когда-нибудь выносить твоих братьев и сестер, но мы с папой тебя очень любим заранее и очень тебя хотим. У тебя уже есть один братик. Его зовут Адам. Но у него другая мама. Я потом познакомлю вас.
Ты знаешь, все женщины мечтают стать матерью, но далеко не каждый мужчина так любит детей и так мечтает о собственных детях. Так что у нас с тобой, малыш, все будет просто замечательно.
Никита, конечно, рассказывала свою сказку более обстоятельно с множеством подробностей растянувшихся на месяцы. Она старалась не загадывать вперед, и в голове сами собой выстраивались разные занимательные истории, которые она, если бы не так ленилась, могла бы записывать. Дни текли неспешно, почти как годы в ее мифическом приюте, и до родов уже оставались считанные недели, когда на веранде окончательно уверившейся в собственной безопасности Никиты появились люди в черных масках и камуфляже. Она заснула, как уже привыкла, на балконе и так крепко, что даже ее чуткое ухо не отличило тихий скрежет ключа в замочной скважине и бесшумное же появление незнакомых людей перед ее глазами. Когда она заметила их, было уже поздно пытаться сбежать, да и вряд ли Никита смогла бы бегать с таким грузом. Томпсон залился таким же поздним и недопустимо прозевавшимся лаем, пытаясь тяпнуть неожиданных противников за щиколотки. И ей пришлось уговаривать еще и его. Стараясь не совершать резких движений и вынуждать их тем самым к решительным действиям, она дала связать себе руки и медленно потянуть в сторону двери. Соседские глазки в дверях и занавески на окнах просто сверлились от любопытства, но никто из них не делал попыток помочь ей. В этом доме ее знали лишь слегка и принимали за чудаковатую, а теперь еще и опасную беременную женщину. В машине безмолвные стражники продолжали изъясняться жестами. Ей завязали глаза. Машина тут же двинулась в неизвестном направлении. А Никита инстинктивно положила связанные руки на живот, как бы охраняя его. - Тшш, тшш, малыш! Все будет хорошо, - пела она тихонько.
Ее привели в камеру, посадили на цепь как собаку, но руки оставили свободными. Усевшись на холодную лавку, она уставилась в небольшое оконце - единственный источник света, перекрытый решеткой. Допрос был, как полагается - с ярким светом в глаза, предложенной сигаретой, оскорблениями и криком. Никита молчала. Иногда улыбалась разбитыми в кровь губами, потому что все-таки ударили, и руки выкручивали. Но в живот не били, может, щадили пока? Ей дали время на раздумья, снова отвели в камеру к крысам и комарам. Шлепнули миску с едой и кружку с водой. Никита сидела полуоглушенная, и не знала что делать. Страха за себя не было. Больше всего она боялась, что ее волнение, передаваясь ребенку, может навредить ему. Майкл никогда бы ей этого не простил.
Она вспомнила, как он спас ее тогда, в истории с неверной подружкой Джулией и покушением на Мийовича - появился в самый нужный момент, прыгнув с пистолетом в окно, разбросал по сторонам охранников-мучителей, снял с цепи ее - подвешенную, униженную и разочарованную. И не было в его словах ни капли упрека. Но где была та обувь с передатчиком в каблуке? Только розовые спортивные тапочки лезли последнее время на ее отекшие ноги. Никита как могла осмотрела также свое, похожее на робу, платье-халат. Оно тоже было не в лучшем состоянии после общения с офицером, но, как это не ужасно, может, хоть это избавит ее от их грязных домогательств. Она снова прижала руки к животу и, покачиваясь из стороны в сторону, заговорила с ребенком - Папа спасет нас. Не бойся! Подглядывающие в камеру охранники переглядывались. Допросы беременных да еще с сумасшедшинкой женщин явно не прибавляли отваги их командиру.
Никита вспомнила, как они с Майклом участвовали в войне против Красной Ячейки. Как поехали в Африку. Никите мучащейся от жажды и жары ощутимо показалось, что все вернулось. Потом плен, пытки крысами и травмой Майкла...
Майкл вышел на их след не сразу. Прошло несколько дней, прежде чем он забеспокоился, что Никита по-прежнему не отвечает на кодовые звонки. Он решил изменить собственному слову, и несколько раз проверив, нет ли за ним слежки, появился в ее квартире. По тому, с каким подозрением смотрели на него соседи, по странной тишине в доме он понял, что дело нечисто. Слой пыли на мебели ясно указывал на то, что в квартире уже некоторое время никто не живет. Даже если бы Никите неохота было приводить все в порядок перед отъездом, она не оставила бы дверь на балкон открытой. С улицы в дом нанесло слой песка и несколько листьев. У балконного порога он нашел бездыханного Томпсона. По лицу Майкла обычно такого бесстрастного пробежала судорога.
Запершись в собственном офисе он быстро просмотрел пленку из камеры в ошейнике собаки, проверил сам ошейник на наличие пальцев и группы крови. Открывшаяся база данных предварительных подозреваемых оказалась такой обширной, что пришлось строить географические и характеристические отсеивания. Только после этого он тщательно затер все результаты своих поисков, запрыгнул в свой автомобиль и на максимальной скорости помчался в сторону выезда из города.
Найти Никиту оказалось не таким простым делом, все наземные камеры резиденции посла одной из стран бывшего соцлагеря были похожи друг на друга. Воспользовавшись отсутствием хозяина и безалаберностью охраны, перелезший через забор Майкл почти беспрепятственно лазил в кустах, когда услышал довольно отчетливый голос Никиты из окна.
Никита уже потеряла надежду, когда через оконную решетку в камеру влетел увесистый булыжник с прикрепленной к нему запиской. Поднимание ее с пола оказалось целым делом - Никита из-за раздувшегося живота своих ног почти не видела.
Ближе к ночи ненормальная в камере затихла. Заглянувшие в глазок охранники увидели, что она неподвижно лежит на лавке, и только огромный вздымающийся живот подтверждал, что она еще дышит. Вызванный врач был перепуган не меньше их. - Она рожает и может умереть, если не доставить ее в больницу, - заявил он.
Скорая помощь появилась гораздо раньше ожидаемого времени. Переодетый в халат и шапочку Майкл с помощью врача перенес Ник на каталку и незаметно подмигнул ей. До самого грузовика ему пришлось воспользоваться оружием всего пару раз.
Только когда отъехавшая машина понесла, трясущаяся на заднем сиденьи Никита с трудом сжала плечо Майкла своей рукой. Он даже не сразу понял, что она говорит. Никита уверяла, что у нее от волнений уже отошли воды.
Боль накатывала на нее волнами, почему-то цветными - попеременно то желтыми, то белыми. Каждый раз она, казалось, раздирала внутренности, и Никита, с трудом сдерживая рвущийся крик, до боли стискивала руками чехлы от сидений. Ей было тесно в машине, неудобно, ужасно жарко, так что она пропиталась липким потом. Хотелось плакать, и слезы беззвучно катились вместе с потом по ее лицу. Майкл переживал ее страдания как свои, стоял возле ее ног, поглаживая их, у открытой дверцы машины, и был таким же вспотевшим и дерганным как она. Ник видела это, хотела успокоить его, но только она открывала рот, как новый порыв боли скручивал ее внутри, и она была вынуждена впиваться в чехлы. На последнем сосредоточенном выдохе она услышала вой сирены уже настоящей "скорой".
- Майкл, - все-таки не сдержавшись прокричала она, и потеряла сознание.
Вынырнуть из обморока ее заставила какая-то непонятная паника. Она открыла глаза и, увидев возле себя хлопочущую аккушерку и врача, начала дергаться и крутиться на месте. - Где они, где Джеймс?
Больше всего она боялась, что Майкл из соображений секретности увез ее сына в неизвестном направлении. Понимая беспокойство роженицы акушерка подняла ей голову повыше, когда санитары подняли ее на носилки.
Взгляд Никиты сразу же зафиксировал умильную фигуру зеленоглазого мужчины с больничным конвертом младенца в руках. Они находились в таком ярком солнечном пятне, что Никита успокоенно откинула голову. Внутри нее все еще усталой и сморяемой сном запелось голосм Д. Кралл - " Когда я смотрю в твои глаза".
Медлин отнеслась к известию о появлении у Никиты ребенка философски.
-Не знаю, хорошо это или плохо. Она настояла на своем, и факт остается фактом. Думаю, это заставит ее стать осторожнее и не конфликтовать лишний раз. Еще она здорово потеряла форму и на ее переучивание уйдет время. Надо что-нибудь придумать для ускорения процесса превращения наседки в боевую машину, но удасться ли это теперь, когда она с Джеймсом?

14(17)-04/04
brother-gu@hotmail.ru