Перейти к содержимому

Телесериал.com

Прощание с лидером.

Последние сообщения

  • Авторизуйтесь для ответа в теме
Сообщений в теме: 2
#1
yaROYslavna
yaROYslavna
  • Автор темы
  • Активный участник
  • PipPipPipPip
  • Группа: Участники
  • Регистрация: 4 мая 2003, 13:13
  • Сообщений: 1477
  • Откуда: Беларусь
  • Пол:
НОВЫЙ ФАНФ В ИСПОЛНЕНИИ ГУЛИ* я только посредник по тех причинам*
------------------------------------------------------------------

Темнело. В глубине улицы слабо освещенной фонарями появилась темная фигура
женщины. Стук ее тонких каблучков эхом отдавался по пустой мостовой. Она шла, не
сбавляя шаг, двигаясь к твердо намеченной цели: зашла в подъезд, поднялась на
несколько ступенек, открыла двери, села в лифт... Зеркальные дверцы его теперь
отражали худое осунувшееся лицо с плохо замазанными следами мешков под глазами и
недавних слез. Темные волосы женщины были скрыты под косынкой и воротником очень
дорогого модного пальто. Весь вид дамы выдавал в ней богатую бизнес-вуман,
живущую на гребне волны, и которой все женские слабости были неведомы. Тем более
странно было видеть этот отрешенный взгляд, нос, покрасневший то ли от холода,
то ли от недавних переживаний, и слезы, серебристыми дорожками льющиеся по
намазанному дорогой косметикой лицу.
Лифт, громыхнув, остановился. Компьютер высветил тут же сообщенную информацию о
поступившей. Послышался очередной скрежет засовов, и затем бесшумно раскрылись
магнитные двери. Мы вместе с женщиной в черном оказались в хорошо знакомом нам
Первом Отделе. Только как-то странно было видеть его с другой стороны и как бы
чужими глазами. Между тем, наша дама подняла голову, посмотрела по сторонам и,
по-видимому, приняв определенное решение, поспешила в сторону противоположной
той, откуда шли оперативники. Она, вероятно, хорошо ориентировалась в этих
бесконечных коридорах, так как ей практически незамеченной удалось обойти ЦУ и
пройтись темными коридорами с бесконечными ступеньками лестниц прямо к отсеку
под номером 12.
Возле него не было вооруженной охраны. Повсюду открывалась тишь. Изнутри офиса
лился голубовато-неоновый свет, и даже у дверей пахло розами. Она вошла внутрь и
тут же заблокировала код доступа, чтобы ей никто не мешал. Затем неспешно сняла
пальто, косынку и очки, бросила всю свою маскировку на стул
и шагнула вперед: - Я пришла.
В центре полукруглой тоже белой комнаты стоял простой гроб больше чем в половину
прикрытый цветами. Это они, раскрывшись всеми своими лепестками и цветками,
оставляли в комнате поистине одуряющий аромат. Людей не было - прощающихся,
рыдающих, отдающих последнюю дань почестей и памяти. Только цветы. А между тем в
12 отсеке находился один из самых великих и замечательных руководителей Первого
Отдела - Пол Вольф.
Неизвестно, получил ли он свою фамилию от родителей, или она оказалась
приобретенной им в многочисленных боевых и административных сражениях. По жизни
он был Волком - серым, жестоким, лишенным сомнений и обладающий нездоровым
самомнением. Он убивал, потому что так было нужно, разыскивал и наказывал
провинившихся, был лишен сострадания и к себе, и к подчиненным. И вместе с тем
очень зависимый в своих суждениях, с непомерным честолюбием и просто-таки
безоговорочной, бесконтрольной жаждой власти. Но и он не был лишен простых
человеческих радостей и сердце его, такое жестокое временами, сжималось от боли
и обливалось кровью, видя чужие страдания. Смерть единственного ребенка -
Стивена оказалась для него утратой, хотя они не поддерживали отношений и почти
что не знали друг друга. С неменьшим горем пережил он гибель Медлин - своей
единственной подруги на протяжении многих последних лет. Пусть их отношения не
всегда были безоблачны, когда на кону стояла жизнь или карьера одного из них,
или что-то другое не менее ценное - они были сплочены и готовы бороться вместе.
Одно то, что Пол не пожалел своей жизни и отдал ее за жизнь маленького сына
Майкла должно было перевесить чашу весов земных его прегрешений. И даже если
вначале он шел на это, чтобы позлить Майкла, чтобы снова сжать удавку на его
шее, манипулируя ребенком; то поняв, что может грозить отпрыску Самуэля в руках
Графа "Красной Ячейки", предпочел отдать жизнь за чужого сына. Может если бы
кто-то смог помочь его Стивену...
Ярость при известии о гибели сына легко было потушить, истребив весь клан
ненавистных мафиози - десятки ни в чем не повинных родственников, членов их
семей, друзей и знакомых. Планете просто стало легче дышать. А чем было снять
боль от потери, так сжимающую сердце? Отрезать, оторвать? Но и этим его не
вернуть.
А может Пол и не собирался лезть под пули, она сама неудачно нашла его. Он умер
легко, с мыслями о чужом сыне и с надеждами, что встретится на том свете со
своим, прижмет его к груди, извинится. Прощения пришлось просить бы долго и
мучено, начиная с истории с его матерью...
Пол лежал в гробу укрытый цветами, заботливо принесенными каким-то
доброжелателем. Над его головой стояла скорбная как статуя темноволосая женщина,
она улыбалась непонятно чему и, вспоминая что-то, тихонько напевала старую
песенку.
Наверху в голубятне Пола Куин хлюпала носом, прижимая к груди бутылку, всунутую
ей в руки изрядно напившимся Вальтером. Сидя рядом с ней на полу он снова и
снова рассказывал своей единственной слушательнице о том, как они с Полом спасли
друг друга во время одной из военных операций. То ли Вольф Вальтера, то ли
наоборот, он сейчас и не помнил точно. Но это было неважно. Как факелом
размахивая бутылкой с расплескивающими остатками пива, он уверял, что, несмотря
на кажущуюся ненависть, они с Полом были связаны друг с другом особыми узами и
никогда бы не могли уничтожить другого, перешагнув свое прошлое.
Куин качала с трудом держащейся на шее головой и вторила Вальтеру, не слишком-то
вслушиваясь в его бормотание. Она любила Пола, все равно любила. Несмотря на
разницу в возрасте и иные представления о жизни. Несмотря на предательство и
шпионство. Несмотря на то, что больше мечтала разделить с ним бремя власти и
метила себя на место ныне покойной Медлин. Несмотря на, что Пол никогда не
полюбил бы ее так и ей ничего не светило. Она оплакивала гибель своей мечты, как
Вальтер оплакивал смерть своего бывшего друга-товарища и однополчанина.
В центре в зале у центрального терминала находилось тоже несколько безмолвных
фигур. Мистер Филипп Джонс распорядившийся устроить какое-то подобие похорон
бывшему главе Первого Отдела сидел в глубоком кресле, задумчиво вертя в руках
трость. Смерть Пола не была для него чрезвычайным обстоятельством. Он уже привык
к смерти, и ему посчастливилось пережить многих видных начальников и чиновников.
Пока он был одним из самых всесильных людей на планете, но не известно как дело
могло повернуться завтра. Что-то подсказывало ему, что его старым костям недолго
осталось ныть при плохой погоде. Если бы он смог ускорить смерть Пола, к
которому не питал никаких личных привязанностей... Однако при всем своем
недовольстве методами ведения войны как начальник Первого Отдела Вольф был
слишком хорош. При всех своих недочетах он оставался верен режиму и его
стратегии. Никита была еще слишком молода для всего этого. Однако, так или
иначе, ей придется столкнуться со всеми трудностями уже скоро, так как он
намерен просить, или даже заставить ее, если придется, взять на себя полномочия
Шефа.
Никита сидела с ним рядом, судорожно одергивая короткое платье на коленях. Ее
глаза невидяще смотрели в стену напротив. Она уже выплакала все слезы, которые
были, узнав о пропаже Адама. Тот самый прекрасный день ее примирения с Майклом,
когда она впервые за много месяцев чувствовала себя свободной и позволила себе
помечтать, оказался испорчен. Она так боялась, что больше не увидит Майкла
улыбающимся. Этот человек так действовал на нее, что, едва думая о нем, она
чувствовала слабость и поразительно глупела. Ей хотелось быть нужной и
необходимой, но она ощущала свою беспомощность и грустила. Она боялась, что не
будет больше не только чудесных ночей любви, не будет тоненьких морщинок возле
его глаз, не будет счастья во всем его большом теле и, ощущения, что он не
ходит, а словно несет себя, плывя по воздуху.
Ей доводилось видеть его состояние после потери семьи. Она видела, как он
меняется тогда, черствеет и опускается. Ей стоило столько времени, сил и
терпения возродить Майкла и теперь, возможно, все труды ее пойдут насмарку.
Только ради сына он вернулся в Отдел, и даже твердый ультиматум - ваша жизнь за
жизнь моего сына не способна лишить его новой проблемы. Вот он уже смотрит
куда-то мимо. Его взгляд еще несколько часов назад полный любви и нежности как
взгляд больного раненного животного или ребенка. И это причиняет ей боль.
Она плакала, зная, что ничего не может изменить, даже будучи дочерью всесильного
человека на планете. И так она его любит, что готова отдать все самое дорогое и
ценное для себя ради того, чтобы на лице Майкла снова появилась улыбка - такая
редкая, такая благодарная. Она готова была отдать не только себя, она готова
была пожертвовать своим недавно приобретенным и очень любимым отцом.
Она помнила о Поле, который лежал наверху в гробу укрытом цветами. Он был
одинок, и только симфоническая музыка звучала в месте его последнего пристанища
в Первом Отделе. Через несколько часов все закончится. А пока он - единственный
оставшийся свидетель ее боли и унижений, ее первый и рьяный враг, перед
бездыханным телом которого она опускает голову. Они ненавидели друг друга, но
уважали соперника, его достоинство, его самосознание и преданность общему делу.
А еще она помнила гроб с Медлин лежавший несколько месяцев назад наверху в той
же самой комнате. И все было также - музыка, цветы, тишина. Медлин напоминала
спящую красавицу, которая может вот-вот проснуться, а Никита, возможно,
выглядела бы злой колдуньей, будь она с ней рядом. Но Пол выгнал ее тогда грубо,
почти взашей, хлопнув дверью, и остался один, за семь маленьких гномов,
проливать безудержные слезы по женщине своей жизни.
Мысли Майкла были заняты сейчас только сыном. Он был удивлен поступком Шефа, но
остался к нему, в общем, равнодушен. Он рисовал в воображении картины спасения
Адама из цепких лап "Красной Ячейки" и чутко прислушивался к окружающим шумам.
Телефон молчал. Изредка рядом печально покашливал кто-то из его коллег, и
звенящая без единого слова тишина разрывалась звуками классического реквиема,
лившегося казалось с самого неба.
Темноволосая женщина допела свою песню. Погладила Пола по лбу своей холодной
ладонью и снова улыбнулась ему, открывшему глаза:
-Идем. Нас ждут.
Он немного удивленный подал ей руку, которая, несмотря на кажущуюся хрупкость,
обладала поистине недюжинной силой и, откинув цветочные венки, встал.
-Что это? - спросил он, в недоумении осматриваясь по сторонам. - Кто ты?
-Сейчас не время, - мягко прервала его женщина. - Нас ждут. После ты поймешь,
как это важно.
С этими словами она крепче обхватила его ладонь и через секунду обе фигуры
пропали за раздвижными магнитными дверями. В глубине зала на ложе из цветов
осталось лишь тело того, кто когда-то был первым.

14/12-03.


 

#2
yaROYslavna
yaROYslavna
  • Автор темы
  • Активный участник
  • PipPipPipPip
  • Группа: Участники
  • Регистрация: 4 мая 2003, 13:13
  • Сообщений: 1477
  • Откуда: Беларусь
  • Пол:
Прощальные поцелуи прошлого.
Несколько не связанных между собой историй.

Воспоминания.

Вчера ночью я проснулась и долго плакала.
Мне снился Майкл. Даже не сам он, а его голос. Прошло уже столько времени, как
его нет с нами. Я пыталась наладить отношения с другими людьми, обустроить наш
быт с Адамом как-то так, чтобы отсутствие Майкла, то, что он больше не с нами
как-то прикрыть, позабыть, хоть на день, на час. Но я не могу. Майкл все еще
жив. Он жив в сердце моего любимого сына.
Он часто просыпается и спрашивает ни с того ни с сего вдруг
- Мама, а когда вернется папа?
Что я могу ему сказать. - Правду? Нет, конечно. Маленький ребенок не в состоянии
пережить и осознать то, что не может уложиться голове взрослого человека. И
тогда я начинаю сочинять ему сказки:
- Папа в поездке... Папа уехал, но скоро вернется... У папы секретная работа...
Наш папа вернется, как только его отпустят... Сейчас он на службе. Но он никогда
не забывал о нас тобой, и он привезет тебе потрясающую игрушку, когда приедет...
Да, котенок, я тоже скучаю по нему.
Если бы ты мог знать, как сильно я скучаю по нему. Иногда одиночество настолько
вцепляется в меня, что кажется, я могу только завыть на луну, или закричать,
забиться в истерике. И только так моя боль покинет меня, выйдет наружу. Но я
держусь, ради моего и ради нашего сына.
Вспоминая наши прошлые дни, я ясно помню одно из наших свиданий, неудавшихся.
Помню, я тогда простояла на ветру минут двадцать. Устала, была зла, издергана, а
ты даже не появился. Я так надеялась, что ты позвонишь. Хотя бы как-то
попробуешь объяснить свое опоздание, свое отсутствие. Ты не позвонил. Ни в тот
день, ни на следующий.
Через несколько недель ты пришел ко мне на работу с повязкой на руке. Ты попал в
аварию, твоя жизнь несколько часов держалась на волоске, ты сломал руку и даже
тогда ты не сказал, что именно поэтому не позвонил.
Нет, позвонил, когда тебе уже было получше. Прошло 3 недели. Я взяла трубку и
накричала на тебя. Ты помнишь, любимый? Я спросила, хватает ли у тебя совести
звонить мне после того, как ты так обманул меня и подвел. А ты ничего не
ответил. Только промолчал. Ты не сказал прости, не попробовал объяснить. И
только потом я узнала, что на самом деле происходило, и что ты совсем не
виноват. А ты - гордец, даже не захотел извиниться. Но ты позвонил. Мне так
хотелось сказать, как я тебя ненавижу, что на самом деле ты - бессовестная
скотина, и я, вместо того, чтобы молиться за твое здоровье посылала в твой адрес
кучу проклятий. Ты стерпел даже это. Ты, еще прослушав все мои словарные изыски,
нашел в себе чувство юмора. И даже высказался насчет моего темперамента.
Я всегда любила тебя. И тот раз, когда я увидела тебя во сне, это было еще
словно предупреждение, словно предостережение. Ты - единственный мужчина в моей
жизни. Кроме тебя не может быть никого лучше. Только в твоих глазах отражается
весь мир. Только в твои глаза мне хотелось смотреть. А Роберт...
С ним все по-другому. Он смешной, он нежный, он пытается быть рядом, и он рядом,
когда нужен. Никита считает, что это мой шанс, и возможно, такой как Роберт
больше не появиться в нашей с Адамом жизни. Но как я могу променять тебя на
Роберта, как я могу изменить твоей памяти.
Прошло больше года. А я вижу тебя во сне так, словно ты живой. Ты не со мной. Но
где-то неподалеку. Ты можешь снять трубку и позвонить мне. Ты снова будешь
дышать в трубку и молчать. Иногда я беру трубку, и когда на другом конце молчат,
я представляю себе что это ты. Ты все еще с нами, и бог не отнял тебя у нас.
Твой сын растет. Он становится настоящим мужчиной. Он красив почти также как ты.
Скоро ему будет семь и временами, когда он молчит, спокойно рассматривая свои
игрушки, он напоминает мне тебя. Пройдет еще несколько лет и вас будет уже не
отличить. Как я счастлива, мой любимый, что у меня остался хотя бы Адам. Я могу
быть счастлива, что мой муж не умер, он живет в моем сыне. Как я скучаю по
тебе...

18/08-2003

Дождь, обнажающий печали.

Ночь. За окном темнота. Дождь льет как из ведра. Грохочет гром, сверкают молнии.
В общем, картина еще та. Я, не включая свет, зябко кутаюсь в пуховый платок и
сжимаюсь в комочек, тщетно пытаясь согреться. Мне тоскливо и, кажется, я сейчас
разрыдаюсь в тон этому мокрячеству.
Ну почему, почему я продолжаю вспоминать этого человека? Я привыкла обходиться
без него понемногу. Уже не его томный голос взывает "Жозефина" в самый
неподходящий для моего желания момент. Мне не к кому придти в офис и поделиться
наболевшим, грустным, хорошим. Никто не издевается надо мной, так как мог только
он, не называет меня Кита и не целует.
Я - сама себе хозяйка. Я - большой босс. Я - ужасное, страшное и лохматое
существо без дома, прошлого и надежно привитых правил стало человеком с большой
буквы. Меня бояться, передо мной заискивают. Это противно. Но я упиваюсь своей
властью. Я играю судьбами так же, как раньше играли моей, и получаю от этого
садистское, мелкое и гнусное удовольствие.
Моих мучителей больше нет. Никто не держит над моей головой Дамоклов меч. Я
свободна в своих действиях и своих пожеланиях. Однако каждую ночь в одиночестве
отправляюсь в свою холодную постель и ни разу не попыталась согреть ее жалким
теплом другого человека. Другого быть не может. Другим был только он. Мой Особый
человек - покровитель и духовник, ментор, безобразный негодяй и мой любимый.
Я не хотела расставаний. Я была вынуждена сказать это (и уже второй раз) во имя
спасения твоей жизни. И ты поверил мне. Поверил, что я не люблю и не любила
тебя. Что я была именно той дрянью, в которую превратилась теперь. Ты ушел от
меня и перестал освещать мою темную пещерную жизнь. Ушел!
И у меня не осталось друзей. Я променяла их. Да и какими могут быть друзья в
нашем крысином мире. Только знакомые - пешки, фишки, разменная монета... Те на
кого работаю я, кто работает на меня. Плохие, хорошие и ни одного родного и
близкого. Даже Вальтер, даже он отвернулся от меня. Страшно постарел,
отстранился, он не одобряет меня. Да я и сама себя не одобряю.
Вряд ли ты будешь когда-либо благодарен за ту боль, укол от которой
почувствовал. Но я и не жду благодарностей. Хотя, возможно, меня поблагодарит
твой сын, за то что я сохранила ему тебя. А твоя боль со временем станет глухой
и ноющей, ты будешь вспоминать меня все реже, пока однажды не проснешься и не
почувствуешь себя обновленным и свободным окончательно. Я верю в это так истово,
что готова заново пройти все этапы боли и забытья. Верю, что, несмотря на что
тебе пришлось увидеть и перенести в Отделе ты не потерял свою душу и не перестал
желать жить. Помнишь, ты говорил, что свобода это единственная роскошь
недоступная нам.
Ты забудешь меня. Я превращусь в маленькое и болезненное воспоминание, которое
ты затолкаешь подальше вглубь памяти и будешь жить другой совсем иной, чем я
жизнью. Может быть, наши пути когда-нибудь пересекутся и ты подойдешь ко мне
совсем близко и окликнешь...
Может я не смогу сдержать рвущие меня на части эмоции и, наплевав на обещания и
выяснив твой адрес, прибегу тайком подглядывать за тобой, по-шпионски
высматривать твоих подружек и завистливо сталкиваться с ними взглядами.
А я звонила тебе. Много раз. В основном телефон не отвечал, или же я, пугаясь
собственной тоски, кидала трубку на рычаг. Я кричала себе - Идиотка! Что мешает
тебе хоть в раз в жизни преодолеть свой дурацкий страх и стать счастливой,
сделав счастливой его. Отправить всех к чертям, бросить вызов и встретиться с
ним, объясниться хотя бы.
Но я боялась. Что могло ждать меня за железными засовами моей тюрьмы - маленький
домик с садиком за белым забором? Это смешно, это невозможно. Я не создана для
жизни иной чем, у меня есть. Где я смогу применить себя: на кухне, на службе?
Быть роковой домохозяйкой не для меня. Я слишком привыкла к власти, и отвыкла
жить для себя.
Ты нужен мне. Временами, похожими на этот вечер, особенно. Я ощущаю тоску и
желание увидеться, поговорить и поплакать, прижавшись к твоему сильному плечу,
подгоняет меня к совершению глупостей. А между тем я знаю, что нам не быть
вместе. Что нас объединяет лишь прошлое, такое прекрасное и далекое. Наши пути
разошлись и хотя, я уверена, никто из нас не сможет позабыть другого, наша
встреча не будет иметь последствий.
Снова удар грома, еще один. Он как судьба грохочет над головой, отбивая свое
предназначение. Очередной всплеск молний освещает мой кабинет. Я вытираю всю
влагу с лица тыльной стороной ладони и, включив лампу, углубляюсь в сегодняшние
отчеты.
Не время оглядываться в прошлое. Не время вспоминать его поцелуи...

год 2002 ?

Кто сказал Майклу?

Я ехала в автобусе. Моя голова болталась из сторону в сторону на каждом повороте
и возле каждой рытвины. Однако уже привычная к встряскам транспорта я прикрыла
глаза. Раннее пробуждение в связи с вынужденным походом на службу выявило то что
я и так отлично знала - я не выспалась. И теперь глаза слипались. Да еще на
улице бушевала настоящая осенняя погода - дождь, слякоть, пронизывающий холод.
Вкупе со всем этим понятно, что особого желания вылезать из-под теплого одеяла
не было. Однако понедельник есть понедельник, и, воспользовавшись тем
обстоятельством, что ближайшие 25-30 минут у меня свободны и меня мало что
потревожит, я засунула мерзнущие руки в рукава поглубже и мысленно стала
перебирать темы, которые собиралась обдумать.
Интересно, а кто сказал Майклу? - внезапно подумала я. Тема 409й неоднократно
вертелась у меня в мозгу. Некоторые свои мысли я уже успела воплотить на бумагу,
некоторые вопросы все еще продолжали меня будоражить. Причем возникали они
внезапно, зажигаясь, как красная лампочка в мозгу.
Итак, вернемся к тому эпизоду. Никита стоит в простенке кабинета Пола. Шеф и
Медлин смотрят на нее со смешанными чувствами то ли досады, то ли жалости.
-А Майкл? Он знает, - спрашивает Никита. - Узнает когда вернется.
И далее что-то там было, что они никогда уже не увидятся. Мол, и попрощаться
смогут только через Медлин.
И вот Майкл. Он появляется в отделе.
Сначала с грохотом открывается дверь. Не знаю почему, но дверь Первого Отдела у
меня всегда ассоциируется с жутким грохотом. Засовы открываются там как на
старой советской подлодке, и только потом в глаза начинают лезть все эти
технические штучки...
В коридор выходят оперативники. Майкл идет последним. Он в немного запыленной
куртке нараспашку, оружие наперевес - какой-нибудь дурацкий автомат современного
будущего. Следов ранения не наблюдается. Может немного красный и взмокнувший от
переутомления, а может, наоборот, немного бледноват. Я ловлю себя на мысли, что
задерживаться на мелких деталях мне мешает изрядно подзабытый сюжет. Я отвыкла
от "Никиты" за все эти месяцы...
В общем, он вошел. Операция в Сенегале была обычной. Если бы она отличалась
большими потерями или приобретениями это бы отметили. Шеф не встречал его. У
него куча важных дел и неразрешимых вопросов. А может это как раз он, встречая у
самых дверей, брякнул?
-Как все прошло?
-Энное количество процентов от нормы. (Или как это там у них принято выражать
свои мысли?) Отчет будет у вас через полчаса.
-Хорошо.
Шеф мнется, и, вскинув голову, внезапно сообщает: - Никиты нет.
Майкл затормаживает шаг:
-Я поговорю с ней, когда она вернется.
-Она не вернется. Она ушла от нас. Навсегда!
Нет, не думаю, что речь Шефа была бы столь пафосной. А его слова очень легко
перефразировать и понять как "попросту убили". Но зачем? За что? Майклу не
привыкать проходить врата ада, но лишний раз его бы из себя не вывели. Все же с
операции, немного взвинчен. Еще может ни с того, ни с сего развернуться и...
Нет, Шеф бы не сказал. А кто? Медлин?
Ей было бы интересно, наверное, его реакцию увидеть. Человек с дороги, устал. А
она бряк: - Никита на свободу ушла.
Вспомнился отрывок из серии "Благотворительность". Майкл выбирает пиджачок. Шеф
крутится рядом, а Медлин торпедирует его вопросами (ну, Майкла, конечно).
-Мы подумали, что для того, чтобы поймать Чендлера Никита должна сделать все.
-Отлично.
Не понимая спокойствия Майкла, Шеф рявкает на него
-Это значит, она может даже переспать с ним, ясно?
Его чувство собственника не смогло бы такое перенести. А Майкл поворачивается и,
поморгав невинными глазками, повторяет - Мол, ну и фиг с ней. Пусть работает.
Мне-то что.
Это в самом начале их романа. Когда еще все только-только зарождается. Любовь
назревает, подозревается, но под вопросом.
А теперь Никита ушла! Гром среди ясного неба. Происки врагов! А кто враг -
Первый отдел, Шеф с Медлин, куратор Джордж...
Какая будет реакция? - Никакой. Зубы стиснуты так, что желваки гуляют. И
какая-нибудь ядовитая фраза, типа - А вы и рады! Или, он не будет терять время и
спокойненько, безо всякого отчета, разворачивается, и к дверям? С него станется.

Я заметила, что Медлин не слишком-то любит их, мягко выражаясь. Пока все было
зыбко она подзуживала их, посмеивалась, издевалась и даже помогала влюбленным.
Но когда их связь стала крепнуть... Что это? - Ревность бывшей возлюбленной
(Слова Эдриан в конце второго сезона не дают покоя). Или зависть женщины,
которой не повезло как им. Чей избранник оказался менее сильным, менее храбрым,
менее независимым. А может это забота (своеобразная конечно) матери, которой
кажется, что лишь при содействии кнута пряник окажется слаще. Надо же, наконец,
объяснить молодежи, что жизнь не конфетка. А то они слишком привыкли к
безнаказанности.
Итак, сказала Медлин. И сама же нашлепала за него отчет, пока он, проклиная
транспортные пробки, мчался на крыльях любви к любимой на квартиру.
А ведь он поспел в последний момент. А может стоял под дверью и тянул время. Ну,
что бы он делал внутри, пока она собирала бы вещи? Сидел бы на кровати с твердой
убежденностью, что подружка носится из комнаты в комнату, собираясь в недолгую
командировку. И временами расцепив зубы, советовал бы - Не забудь зубную
щетку... И возьми еще одну пару теплого белья, обещали снег.
Нет, он пришел вовремя, героически, в самый момент. Чтобы она поволновалась,
погрустила, спокойненько попрощалась с домом.
Кстати, переезжать Никки, думаю, не было особой необходимости. Хотя, вряд ли,
запретишь пьяному Майклу заявиться в квартиру с новой легендой на правах
полноправного хозяина. Да, и возможно, у них в Отделе есть квартиры, специально
предоставляемые сотрудникам. Но только своим. Не своих - выселяют. А соседи? Уж
они-то должны были запомнить девушку с подозрительными привычками появляться по
ночам или не появляться сутками, внезапно сменившей образ жизни. Странно, что
она не успела познакомиться с очередной Карлой. Хотя, может появление мистера
Джорджа немного сократило события.
Так, вернемся к Майклу. А что, если сказали ему про Никиту не Пол и не Медлин, а
Вальтер, к примеру?
Представим: Майкл проходит в Оружейку, кивает в коридоре встреченному Шефу,
быстро скидывает обмундирование и амуницию, заранее обдумывает слова рапорта,
сокращая тратимое обычно на него время, чтобы... Не думаю, что он так рвется
прижать любимую Никки к груди. Он не похож на молодожена, свихнувшегося от
страсти. Другое дело, если любовь всей его жизни отрывают от него. Это как
отрезать кусок его. Они уже срослись, они одно целое. Он должен увидеться
напоследок.
А если бы не успел? Что пришел бы и, усевшись у порога, заплакал бы? Или стал бы
бить кулаками в двери с табличкой 412, чтобы грохот помог отпустить боль сердца.
Или побежал бы за машиной такси с криками - Никита, любовь моя, подожди. На его
крики оборачивались бы сердобольные прохожие. Стук каблуков по асфальту
отдавался бы болью в ногах. И это в дополнение к саднящему ободранному о дверь
кулаку. Никита, обернувшись на заднем сиденье, молча глотала бы слезы, крупными
бриллиантовыми каплями, катящимися по ее лицу. Вместе с надрывом Майкла и горем
Никиты рыдала бы вся зрительская аудитория у своих телевизоров. Мы бы понимали -
Это любовь. Это - драма. Сколько раз сцены подобные этой я смотрела в фильмах?
Так, я снова съехала с темы. Майкл переодевается. Вальтер, отвернувшись от него,
тайком смахивает скупые слезы и делает вид, что копается в своих вещах. Или
бронежилеты перебирает, к примеру. Майкл делает вид, что не замечает всего этого
трагизма в глазах старика, в конце концов, они друг другу не родные. Ну, мало ли
что могло его расстроить. Но только он собирается пораньше начать свой выходной
и двигается из Оружейки вон, Вальтер деликатно покашливает:
-Майкл, дело в том, что Никита ушла.
Майкл вскидывает голову, как ретивый конь
-Давно?
-Не очень. Ее отпустили. Это такая программа.
Вальтер, путаясь, пытается в нескольких словах изложить содержание малоприятного
разговора с Никитой и заодно рассказывает все, что об этом знает. Т.е., в общем,
то, что программа эта пилотная и экспериментальная. За много лет, что он
работает и живет, опробовалась впервые. Как повернется потом в ходе эксперимента
неизвестно. Это личное распоряжение Джорджа. Возможно, очередная ловушка. Медлин
и Шеф не преминут ею воспользоваться. Он очень волнуется за девочку. Но, к
сожалению, никто кроме Майкла, не может ей помочь.
Майкл, не дослушав его, выходит прочь. На его лице нет сомнений.
Или все же есть? Он так смущенно звонит в дверь никитской квартиры. Боль,
жалость, зависть... Возможно ли это? Нежелание расставаться, уверенность в том,
что свидание именно последнее.
Он боится, что Никита его не примет? Он боится, что Никиты уже нет? Незапертую
дверь стоит слегка толкнуть и ...
Нет, дальше уже сплошной детектив: Никита лежит в своем самом лучшем костюме.
Лучше в белом, что-нибудь в рубчик. Скажем, широкие расклешенные брюки,
тоненькая блузка в цветочек... Она лежит на полу на кухне. Возле головы натекла
некрасивая лужица, намочившая роскошные волосы. Маленький пистолетик валяется
рядом. Никакой записки, типа в моей смерти прошу никого не винить. В ее смерти
стоит винить всех, и Майкла первого. - Его не было рядом, когда он был нужен. Он
не смог ее защитить, хотя и давал такое обещание. Смерти Никиты, того, что она
может так или иначе, исчезнуть из его жизни - этого подсознательно инстинктивно
боится Майкл. Может, он слишком часто и много этого боялся, так долго, что успел
привыкнуть к этому чувству и смириться с ним, наконец...
Остался последний вариант: Майклу сообщил Биркофф.
Майкл прошел коридор, кивнул Шефу, переоделся у Вальтера и уселся за комп писать
свой рапорт. Наморщил лоб, размял пальцы, короче, приготовился сыграть нечто на
клавиатуре напоминающее шедевр. И тут. Тук-тук. Вам письмо. Оно могло придти
аськой или по внутренней связи. Как оказалось позже, все они, оперативники,
способны к применению технического прогресса на компьютере, но у Биркоффа этих
способностей побольше. Он шлет мессаж, который игриво поигрывает на рабочей
машине Майкла. Отследить источник у Майкла не хватает или времени, или желания.
Он по привычке оглядывается по сторонам, пытаясь выявить "шутника". Но это если
"пишет" в общем зале. А если в своем кабинете? Он просто жмет на кнопочку и
видит две немногословные строчки: "Никиту отправили на свободу. Советую
поторопиться".
Тут почему-то на ум приходят ядовитые фразу вороны из мультика "Дикие лебеди" -
Кар, кар. Король охотится, а Элизу везут на костер...
В общем. Майкл ноги в руки, или руки в ноги... И вперед к Никки с песнями... Наш
паровоз спешит вперед.
Если бы Майклу проболтался кто-то из своих. Скажем, пока он стоял в душе под
струей горячей воды, кто-то за его спиной бросил бы невинно: А Никки-то тю-тю.
Смылась наша красотка на свободу. Уж не знаю с кем она переспала на этот раз,
покровитель ее оказался силен. Ей пока единственной так подфартило...
Он мог сказать это случайно, не подозревая чью голую спину лицезреет по
соседству. Мог болтануть демонстративно. - Съешь, мол, и запей.
Но тогда Майкл уже точно бы развернулся. И фразой: "Майкл ты сломал ему ногу",
точно бы не обошлось. А потом он вылетел бы с красным, перекошенным от злости
лицом, и, на ходу вытирая мыльное тело полотенцем, поторопился бы за выяснением
отношений.
Прокручивая в уме их последнюю, на этап 409, близость я почему-то думаю не о
каких-то подробностях под белым одеялом под музыку Bob Mare "Unglued'', а о
бесконечной нежности, немного затянутой и тоскливой. И словах, буквально
внушаемых Майклом.
-Ты должна быть сильной, держаться.
-Я не смогу Майкл. Я сорвусь. Я люблю тебя.
Он не ответит ей на признания. Оно прозвучит лишь однажды.
Он поцелует ее, прижмет к себе крепче и, как маленькой девочке, будет говорить:
-Ты должна. Ты обязана. Возможно, это - выход. Наш шанс, твой шанс.
В тот день он превзойдет сам себя в красноречии. Буквально заболтает ее
-Пойми, так лучше. Потом мы будем вместе. И т.д. и т.п.
Или наоборот, Никита будет все бормотать, жаловаться и скрипеть на судьбу, а он
на все ее обиды будет советовать только одно
- Будь сильной!
Он поделится с ней своей силой, как делился раньше своим умом и навыками, обучая
ее. Девочка выросла и стала взрослой. Птичке мала ее клетка. И, как ни жаль
расставаться, ее надо выпустить - у нее другая жизнь, иное предназначение.
Он пришел в последний раз, чтобы поцелуем придать ей сил. Посоветовать быть
осторожнее, но не бояться жизни и насладиться ею сполна.
Именно с этими выводами я покидаю свой автобус и, раскрыв зонт, отважно шагаю по
лужам в новый день.

13/12-2003.

P.S. Ой, мамочки! За всеми этими словотрепыханиями я забыла один простенький
вывод: Никита сообщила ему обо всем сама.
Майкл вернулся с операции и никто ему ничего не сказал. Конечно, все
отворачивались, делали непроницаемые лица, и молчали, как партизане на допросах.
И тут Майкл вспомнил включить сотовый телефон. Обычно он держал его выключенным,
когда был на особо опасных заданиях. Тот, конечно, сразу же зазвенел. Майкл
сказал свое: "Алло" с придыханием, так, чтобы все фанатки свалились со стульев
от счастья и посмотрел прямо в экран, заглядывая словно в душу своими
зеленовато-карими глазами.
А оттуда, в смысле из трубки, послышался бы милый писклявый голосочек.
Хм! Я забыла, что Ник в силу некоторых обстоятельств совершенно не умеет пищать.
Обстоятельствами является то, что играет ее Пета Уилсон - дама, у которой голос
отдает некоторой сексуальной хрипотцой, и он скорее низок, чем высок. Но, Никита
звонит ему и произносит - Сладкий, это ты?
Мы вместе с Майклом. Ну, во всяком случае, вся мужская аудитория, представляет
себе Никиту в чем-то таком розовом, воздушном и безумно эротичном. Она сидит на
кровати и, покачивая изящной туфелькой на ножке волнуясь, ждет своего
мужчину-самца.
Ну, как, все облизнулись и поклацали зубами?
И сразу после этого в майкловы грезы влезает снова Никита, но теперь как танк
давящая все его мечты. - Я уезжаю. Навсегда. Не хочешь ли проститься?
У Майкла от неожиданности отваливается челюсть. Никита долго, томно и трагично
вздыхает в трубке и все - он у наших ног, т.е. на экране монитора...
Вот так!


 

#3
yaROYslavna
yaROYslavna
  • Автор темы
  • Активный участник
  • PipPipPipPip
  • Группа: Участники
  • Регистрация: 4 мая 2003, 13:13
  • Сообщений: 1477
  • Откуда: Беларусь
  • Пол:
Гу, ты постаралась на славу! Спааасибо большущее. Получила огромное удовольствие и еще хочу* намек понят?* ;) :D
 


0 посетителей читают эту тему: 0 участников и 0 гостей