Дороги, которые мы выбираем

Жду продолжения

Когда жеж уже.....

Жду, когда же моя девочка уже станет счастливой после всех переживаний

Edited by Ольга 0891, Monday, 13 February 2012, 17:35:22.

Quote

Ольга 0891, спасибо за внимание к фанфику, авторам очень приятно

Quote

Спасибо читателям, которые это замечают

Quote

Quote

Авторы тоже желают героям счастья, но упрощать ситуацию не планируют Поэтому, как получится. Но, в любом случае, герои постараются стать счастливыми.

Quote

Да мы пишем, пишем... Только быстро не получается, потому что все очень сложно

Edited by Happiness, Monday, 13 February 2012, 20:07:50.

Happiness, on Tuesday, 13 December 2011, 20:06:49, said:

А усложнять?

Иден Парризи, on Wednesday, 14 December 2011, 11:58:13, said:

Куда еще усложнять, все и так сложно
Но если читатели желают, можем попробовать

Edited by Happiness, Tuesday, 14 February 2012, 12:59:18.

Happiness, on Wednesday, 14 December 2011, 12:56:07, said:

Я только ЗА! Но чтобы в итоге счастливый конец

Глава 8.

Вся жизнь может измениться за секунду, а ты даже знать не будешь, когда.
«До» ты знаешь, в каком мире ты живешь, а «после» – всё уже по-другому…
Навсегда! (с)

Больничный коридор, мелькание лиц, суета медсестер, и, наконец, спасительное уединение больничной палаты. Как во сне она слышит строгий голос врача, почти приказ: «Вам нельзя волноваться, Иден. Ни в коем случае. Вы ещё больше навредить и себе, и ребенку. Вы же не хотите этого, Иден? Иден, вы меня слышите?»

«Не волноваться. Ни в коем случае не волноваться. А ещё лучше заснуть. Спать, нужно спать. Не бояться, не думать, не вспоминать. Почему не действует успокоительное? Почему?»

Её вдруг снова охватывает ужас. Она снова дома и видит кровь на простыне. Она снова в машине скорой и слышит чью-то фразу: «Вам повезло. Еще полчаса и было бы слишком поздно, ребенка невозможно было бы спасти». Ужас поглощает всю её целиком, пронизывает до кончиков пальцев, до помутнения сознания. Ужас парализует тело, такое бывает только во сне – хочется звать на помощь, бежать без оглядки и никак. Подошвы туфель словно приклеены к полу намертво, а голос отказывается воспроизводить звуки – крик получается безмолвным.

«Нет, не бояться. Бояться нельзя. Почему не действует успокоительное? Почему?»

Она слышит обрывки разговоров за дверью, четко различая голос Круза среди голосов врачей. Этот голос встревоженный. Он беспокоится за неё, задаёт много вопросов, иногда срываясь на крик. Чья-то рука касается дверной ручки, почти поворачивает ее, почти открывает дверь. Она не знает кто там, но чувствует, что это муж, что еще секунда и он войдет. Она мысленно умоляет его не входить. Сейчас ей не вынести его присутствия. Не вынести его взгляда - укоризненного, осуждающего, ненавидящего или даже жалеющего ее, тем более жалеющего… Любого… Что он скажет, окинув её этим взглядом? Что ответит ему она? Или они будут молча смотреть друг другу в глаза? Чтобы понять всё до конца, им уже не нужно слов. Ещё вчера они вместе думали, что её раскаяние и его прощение будет началом. А оказалось, что это конец. И теперь уже нет места раскаянию и мольбам о прощении, теперь уже нет места и самому прощению. Это правда конец? Тогда где же начало этого конца?

«Нет, не думать. Думать нельзя. Не волноваться и не бояться. А ещё лучше заснуть. Сосредоточиться и заснуть. Почему не действует успокоительное? Почему?»

Дверь открывается. Она закрывает глаза, вся сжимается внутри и притворяется спящей. Женщина в белом халате проверяет пульс, поправляет капельницу. Это не Круз. Становится легче.

Кап…кап, кап…кап…
Янтарные капли равномерно поступают в пластмассовую трубку и спасают жизнь её ребёнку. Ее ребенок, малыш. Он уже есть, он живёт внутри неё. Она прикасается к животу и мысленно просит у него прощения. За то, что так мало думала о нём, за то, что не хотела его так же сильно, как когда-то Адриану. За то, что он оказался для нее всего лишь беременностью, проблемой, преступлением. Он, наверное, почувствовал, что его никто не ждет, что он никому не нужен… Она сама виновата во всем, что случилось. Но она сильная, она постарается всё исправить… Она будет считать эти спасительные капли. Только бы их оказалось достаточно, только бы… а она выдержит. Выдержит, даже если ей придется провести в больнице неделю, месяц или оставшиеся восемь.

Кап…кап, кап…кап…
Раз, два, три,..че.. четыре, пять…
Капли отсчитывают секунды. Секунды сливаются в минуты, минуты – в часы.
Круз так и не вошёл в палату. Она была благодарна ему за эту передышку. Благодарна за эти секунды, минуты, часы без него. Это было непонятно, дико, абсолютно неестественно. Его нет рядом, а она испытывает облегчение. Ей не хочется позвать его по имени или почувствовать руку, сжимающую ее ладонь. Или прикосновение губ ко лбу – привычный жест, которым Круз всегда проверял температуру у Адри и Чипа, и у неё тоже, когда они болели. Почему, почему, почему??? Почему она благодарна ему за то, что его нет рядом? Ведь так не должно быть!!! Так неправильно!!! Она же любила Круза, всегда любила! Любила всем телом, всей душой. Каждой клеточкой тянулась к нему. Болела им. Дорожила им. Любила так, как, наверное, любят всего лишь раз в жизни, и ни каждому это дано. И отдавалась ему всю себя … без остатка… Он был ее счастьем, смыслом её жизни. Так было всегда. Так должно было продолжаться и дальше. Что же произошло между ними, что??? И когда???

«Не думать, не думать. Не волноваться, не волноваться. Спать, спать.»
Кап…кап, кап…кап, кап…кап…
Раз, два, три, четыре, пять…… двадцать пять… двадцать…
С равнодушным, монотонным упрямством Иден считала капли. Капли спасали жизнь её ребёнку. Ребёнку… о котором она совсем не думала, как и о многом другом, о чем обязательно должна была подумать Иден Кастилио, просто непременно подумала бы. Подумала бы, прежде чем постучаться в дверь дома на побережье, прежде чем улыбнуться, увидев ЕГО на пороге, прежде чем заговорить с НИМ и согласиться на чашечку чая… А потом пить этот чай, терпкий, с горчинкой, невыносимо крепкий… И кокетливо откусывать от конфеты шоколадную глазурь, оставляя нетронутой начинку … Прежде чем позволить ударам сердца сбиться с привычного ритма, налаженного годами, мгновенно сойти с ума и прыгнуть… Если бы тогда, только на миг, она представила, чем обернется этот ее бездумный прыжок с обрыва и полёт. Задумалась в ту самую минуту, когда прижалась к НЕМУ в безотчётном порыве, забыв обо всём. Когда совесть окончательно замолчала, услышав ЕГО голос по телефону. Когда предать самое дорогое оказалось вдруг так легко…
В который раз за последние два, а может быть три… или четыре часа у нее мелькнула мысль о собственном безумии. Иден Кастилио так поступить не могла! Не могла! Она бы вежливо извинилась, спокойно закрыла дверь, села в машину и уехала. А потом она проводила бы мужа в поездку и устроила детям пикник на пляже в ту самую пятницу. И смеялась бы до упаду над неумолкающей болтовней Адрианы, и радовалась успехам Чипа по математике. Она могла бы многое успеть за эти три недели – порадовать Круза и организовать уборку в гараже; навестить Келли, поиграть с ее малышом и поболтать по душам; заняться новым проектом на работе… А самое главное, она могла бы выбрать маршрут их с Крузом путешествия в Париж, в Венецию, в любое другое место, куда захочется, чтобы провести очередную самую незабываемую неделю в их жизни… А вчера она бы встретила мужа и пожаловалась на то, как сильно скучала, и как много у нее было дел, и на то, как она устала, неимоверно устала одна, без него. Он бы поцеловал ее в уголки губ и сказал, нежно погладив по щеке: «Детка, я горжусь тобой. Ты у меня самая сильная…». И она бы поверила, и прижалась к нему как раньше. Как раньше…
Нет…Боже, но она же не хотела… Так получилось… Как легко… как безумно легко сломать жизнь себе и близким людям… И, во всем, абсолютно во всём, что случилось, виновата только она. Казалось, даже солнце, пробиваясь сквозь жалюзи, смотрит на Иден с укоризной. Не согревает своим теплом, а лишь напоминает, что наступил другой день. И она отвернулась от окна, избегая солнечных лучей.

Янтарные капельки почти перекочевали в ее организм, все до единой.
Капппппппппп… в капельнице повисла последняя капля.

Иногда люди жалуются на свою боль.
Иногда они ненавидят эту боль.
Иногда они кричат от боли.
А иногда им так больно, что у них нет сил ни жаловаться, ни ненавидеть, ни кричать…
А со стороны говорят: «Посмотрите, как невозмутим и равнодушен этот человек» (с)

Роберт Барр продолжал катиться вниз по наклонной.
Он уволил сотрудницу в офисе. Уволил, только потому, что её звали Иден. Ему было невыносимо слышать это имя рядом с собой. Идиотский поступок. Странно, но на какое-то время стало легче.

Жизнь как таковая теперь не имела для него никакого значения. Умом он понимал, что нужно всё прекратить и снова существовать как существуется. Но внутри полыхала голодная злая тоска, и от этого не было спасения. У тоски было имя – Иден. У тоски были её глаза и её взгляд.
У него появилось ощущение, будто он спивается. Это чувство не имело никакого отношения к алкоголю, оно имело отношение к жизни и руководило его существованием – сегодня ещё выпьет, а завтра это обязательно нужно прекратить. Бросить можно в любой момент, вот только сегодня выпьет, а завтра уже снова начнёт жить. Хотя, что изменится от того, начнёт он вообще жить или нет?

Почему они снова встретились??? Почему??? Случайность… Он думал, что на один день заедет в свой дом и передохнёт в тишине. А на самом деле шагнул в пропасть, нырнул головой в бездну… Всего за несколько минут он перестал быть тем человеком, которого с таким усилием создавал все последние годы – когда убедил себя, что ничего уже не будет… когда это уже совсем не пугало… когда даже радовался, что всё ясно до самой смерти… Хотел стать самим собой и снова сам себя потерял. Эта случайность могла сделать его счастливым… Но не оставила после себя ничего… Ничего, кроме злой тоски… Ничего, кроме, воспоминаний о её лице… о её руках… Эта случайность сожгла сердце без остатка…

«Вы могли бы просто ответить: счастливы ли вы, мистер Барр?»
Услышав этот вопрос, Роберт вздрогнул, как будто его ударили, и обернулся. Он почувствовал, что сжимается внутри, словно резиновый шар – шар, из которого выкачивают насосом воздух.«Счастливы ли вы, мистер Барр?» – слова барабанили по голове, проникали в мозг, отдавались сильной болью в висках. «Иден, я не могу жить без тебя. Я умею любить лишь тебя. Это уже невозможно изменить!!!» – крикнул он в объектив камеры, но из горла вырвался лишь еле слышный хрип. Горло, забыв, как пропускать воздух, съёжилось в противный комок.
«Я воздержусь от комментариев,» – наконец последовал механический ответ, и улыбка свела судорогой мышцы лица. Он так и не понял, кричал ли на самом деле или ему только показалось.

Роберта вынесло из телецентра и бросило в машину. С ним происходило страшное. Внутри все дрожало, попеременно знобило, бросало в жар и тошнило. Это была настоящая ломка.
«Счастливы ли вы, мистер Барр? Счастливы ли вы, мистер Барр? Счастливы ли вы, мистер Барр?» – эти слова выжигали его изнутри. Мозг плавился на медленном огне. Боль была почти что физической.
«Господи, Иден, что не так? Я просто хочу понять, что я делал не так. Почему мы не можем быть вместе? Я же чувствовал – ты любишь меня. Я не мог так ошибаться.»
На мгновение он увидел своё лицо в переднем зеркале. Этот человек, бледный, смотревший больными серыми глазами с темными кругами вокруг, было что-то совсем новое, вовсе не он. А может быть, это и есть он, настоящий? А вот тот Роберт Барр, который существовал всё это время, – что-то чужое, которое когда-то мгновенно поглотило его, а потом давило и убивало?

Через некоторое время – Роберт не мог определить, минута прошла или час, он начал приходить в себя. С каждым оставленным позади километром напряжение исчезало, а вместо него приходило осознание того, что он должен, обязан остановиться и удержаться хоть за что-нибудь, хотя бы за соломинку. А у него есть не просто соломинка, у него есть Иден…

Некоторые люди говорят, что в жизни не бывает случайностей. Но как объяснить, что в огромном городе, в котором бродят сотни и тысячи людей, два человека оказались в одном и том же месте? Никак? А может, это должно было случиться? Люди встречаются, когда судьба решает, что им нужно встретиться…
Случайность… Судьба…
Он не верил ни в бога, ни в черта. Но во что-то же надо верить. Просто необходимо. Тогда в судьбу? В какую-то высшую силу, которая движет всеми и определяет, что каждый заслужил, чего каждый достоин? Может быть, судьба решила сделать несколько подходов? Сначала встретились и расстались, потом прошли мимо, потом постояли рядом и каждый пошёл своей дорогой, потом снова встретились и расстались. Ведь именно так происходит с ними? Зачем судьбе это нужно? Проверяет на прочность? Он не знал. Но это не могло быть просто так.
Он должен попытаться. И он попытается в последний раз – самый последний. Так больше продолжаться не может. Теперь на кону его жизнь, и эту жизнь необходимо хотя бы попытаться переписать заново.
Стыдно мужчине жить любовью? Стыдно мужчине так любить? Нет, стыдно стереть её номер и спрятаться от жизни, стыдно не задать прямой вопрос и не выяснить всё до конца…
Он попытается снова. Нет, он не будет выгрызать из неё любовь. Но он должен понять, что с ними произошло на самом деле – там, на берегу моря. Она сама сделала свой выбор, всё бросив и приехав к нему. Она не лгала – просто была не до конца готова. Он слишком быстро открыл, а потом захлопнул дверь. Ей нужно время разобраться со своей жизнью. Она не может в один миг всё перечеркнуть и пойти дальше. Это у него нет никого и ничего позади. А если??? Нет, для него уже не осталось никаких «если»… Теперь на кону их жизнь и их судьба. Он даст ей столько времени, сколько потребуется. Он попытается дать ей это время…

Рука сама потянулась к телефону. Пальцы начали набирать знакомый номер. Он так и не заставил себя забыть его... «Нет, поздно, уже нельзя звонить. Завтра… завтра утром…»

В ту ночь во сне Роберту было двадцать, и с ним была Иден. Ему снилась любовь. Не секс и не разговоры, а именно любовь – острая, тянущая нежность, будто вычерпали его до самого донышка и протянули Иден – на, возьми.
В то утро Роберт умудрился увидеть океан. В Лас-Вегасе, как ни смотри, ни кусочка океана не увидишь, но у него получилось. Взгляд случайно зацепился за плывущие в окне облака причудливой формы, а воображение вдруг само дорисовало картинку, смутно напоминающую игру волн. Он даже почувствовал дуновение солёного ветра, ощутил особенный запах солёных брызг. А сердце окончательно проснулось от многодневной спячки, призывно застучало в ожидании чего-то неведомого и наполнилось восторгом. Как будто ему снова было двадцать, и он впервые увидел Иден, там на Сиренос.

А потом был его телефонный звонок, и ЕЁ голос, поставивший точку в этом кошмаре дней.

Глава 9.

Ничего не изменилось, изменилось всё. (с)

Медсестра убрала капельницу. Иден пыталась что-нибудь у неё выяснить, но та только улыбнулась и сказала, что скоро придёт врач и всё подробно объяснит. Через несколько минут в палату вошёл врач, но это был не вчерашний пожилой седой доктор, а её личный врач, доктор Коллинз, у которого Иден наблюдалась уже много лет. Увидев его, она растерялась от неожиданности, и чуть было не выкрикнула: «Что вы здесь делаете?», но вовремя одернула себя. Опытный, уважаемый доктор Коллинз, специалист с многолетней практикой, имеющий отличную репутацию профессионала своего дела, всегда внушал ей симпатию и полное доверие. Оказалось, что Круз позвонил ему и попросил приехать. Услышав это, Иден невольно поморщилась. Затем возникла пауза, довольно продолжительная, доктор задумчиво смотрел на свою пациентку, с интересом – так, словно видел ее впервые. Было видно, что он подбирает правильные слова.
– Мистер Кастилио в целом обрисовал мне ситуацию, – наконец проронил он.
От этих слов мимолетное неприятное чувство окончательно превратилось в раздражение. Иден тут же вспомнила выражение лица молодого врача, который сообщил ей о беременности. Презрительное снисхождение во взгляде и свое собственное желание моментально исчезнуть, стать невидимкой, чтобы никто ничего не узнал и ни о чем не догадался.
– Почему он позвонил? И что он вам рассказал? – резко спросила Иден.
– Круз очень обеспокоен вашим состоянием, миссис Кастилио. Мы обсудили с ним возникшую проблему и пришли к выводу, что вам необходимо тщательное обследование в специализированной клинике Санта-Моники. Там лучшие специалисты в стране. Мистер Кастилио очень переживает.

«Возникшую проблему»…. Неужели Круз обратился к ее личному врачу именно за этим? Сделать тест на отцовство и узнать его результаты в другой клинике, чтобы никто не узнал, не догадался, если…? Нет, Круз не мог так поступить. Как ей могла прийти в голову подобная мысль? Врач же сказал – он просто хотел, чтобы ей было лучше. Как всегда.
Раздражение усиливалось, и стало вдруг похожим на привычную пятничную злость, только не спрятанную внутри, беспокойную, а пугающе откровенную и заметную.

– Доктор, я хочу точно знать, что происходит. Что со мной и с моим ребёнком? Почему вы считаете, что лечение в другой клинике необходимо?
– Видите ли, Иден… Вам повезло, и раньше с этой проблемой вы не сталкивались. Но теперь у отца вашего ребенка положительный резус фактор, а это очень осложняет течение беременности. В крови образовалось большое количество антител.

Вот и все. …в крови слишком много антител… А у отца ребенка положительный резус фактор… Она же знала, чувствовала… А теперь слова врача внесли окончательную ясность, поставили точку. Не запятую, отделяющую одну главу от другой. Не многоточие, показывающее, что есть время всё исправить, а четкую жирную точку. Подведена черта под ее прошлой жизнью, которая еще вчера казалась настоящей. Жизнью, которая превратилась в бессмысленные мучительные попытки всё вернуть, удержать, забыть, запретить, не помнить… а теперь анализировать и отсчитывать капли – секунды. Вот и ответ. Все…

–… поэтому я считаю, что было бы лучше обследоваться именно в Санта-Монике. Ваш муж согласен оплатить все расходы и…
– Извините, доктор. Я никуда не поеду.
– Но, Иден…
– Я не хочу это обсуждать. Еще раз прошу прощения за причиненное беспокойство.
– Боюсь, это не самое разумное решение, миссис Кастилио.
– Возможно, вы правы, но я остаюсь в Санта-Барбаре.
– Ваш муж…
– Послушайте! Доктор… Я очень ценю вашу помощь, но, пожалуйста, не могли бы вы сейчас оставить меня одну?
Врач выполнил ее просьбу – ушел, плотно прикрыв за собой дверь. Иден опустила голову на подушку и закрыла глаза. Внутри зияла огромная пустота, от нее хотелось спрятаться под одеялом, сжаться в комочек и закопаться в простыни. И она вдруг почему-то вспомнила папу. Его лицо и взгляд, всегда теплеющий в присутствии дочери, независимо от того, каким отец был в этот день и каким был для него этот день. Раньше, что бы ни случалось, пойди в её жизни хоть что-нибудь не так, она точно знала, что есть папа и есть дом, куда всегда можно вернуться. Отец всегда стоял за её спиной, не давая упасть и разбиться. А теперь… теперь его нет… И никого нет рядом. Теперь всему конец. Глаза сами собой стали наполняться слезами. В душе нарастала паника – так ребенок вдруг осознает, что других детей разобрали по домам, а он один остался в школе, и никто за ним не придёт.

«Нет, нельзя. Нельзя плакать. Нельзя волноваться. Надо спать, спать…спать…»

– Папа…папочка…
Глаза отца улыбаются, но на Иден он не смотрит. Молчит и гладит по голове прильнувшую к нему девочку с белокурыми косами. Девочка едва слышно всхлипывает, обхватив его руками за шею.
– Ну что ты, милая, – обращается отец к плачущему ребёнку. – Он найдется, он не мог убежать далеко. Ну а если нет, то мы купим тебе другого. Тише, все…
– Мне не нужен другой! Не нужен!!!
Девочка плачет, теперь уже громко, почти навзрыд, но руки отца продолжают крепко держать ее.
– Вот увидишь, сейчас позвонят и скажут, что он нашелся, надо только чуть–чуть подождать. Слышишь? Ты слышишь меня?
– Я ужасно боюсь…
– Но ты же сильная девочка. Успокойся, все пройдет…
От прикосновений ласковой ладони к волосам она успокаивается, затихает. И Иден тоже становится удивительно спокойно и тепло – так, как бывало после прогулки в ненастный день – чашка горячего какао в руках отогревает кончики пальцев, а языки пламени в камине весело танцуют, не обращая внимания на злой дождь, назойливо бьющийся в окна…

Звук телефонного звонка разрезал тишину больничной палаты. Иден мгновенно открыла глаза, словно ждала этой минуты, словно и не спала… А может и не спала вовсе? Протянула руку, нашла телефон и услышала голос – ЕГО голос, оборвавший кошмар последних дней.

Edited by Niro, Sunday, 26 February 2012, 10:17:01.

Глава 10.

Квадрат любви равен сумме квадратов боли и счастья. (с)

– Привет, это я.
– Да… – в лицо мгновенно ударил яркий солнечный свет.
– Иден. Извини, что звоню так рано. Ты сейчас одна? Ты можешь говорить?
– Да… – она не одна в этом мире, она нужна ЕМУ, а ОН нужен ей.
– Мне так много…так много нужно тебе сказать. Я… мы должны понять, что происходит. Иден, ты меня слышишь??? Я понимаю наше положение. Но вопрос в том, как каждым из нас будет жить дальше. И ещё… Ты снилась мне сегодня ночью. Иден, ты слышишь меня? Ты должна знать, я люблю тебя…
– Я беременна, Роберт… Это твой ребёнок…– невидимая пружина, которая руководила жизнью и сжимала все внутри и вокруг – и время, и события, и саму жизнь, – лопнула.
– Вот и хорошо, – в ту же секунду, без паузы ответил Роберт. В его словах не было ни сомнения, ни удивления, ни вопроса, а только облегчение и радостная твердость. – Вот и хорошо. Теперь ты уже никуда от меня не убежишь, Иден. Иден. Тебе сейчас нельзя волноваться и нужно много спать.
– Тебе сейчас нужно много спать, – повторил он, на этом его познания о беременных женщинах заканчивались. Ему почему–то сразу же захотелось, чтобы она была беременна. Это чувство как то сразу охватило его всего целиком. Теперь он будет любить ее очень осторожно. «Беременных женщин нужно любить осторожно», – это он откуда-то тоже знал.
А ей стало тепло от его слов. Внутри закружились, затолкались весёлые пузырьки, а серая больничная палата вдруг расцвела бабочками. «Он всё понимает. Он всегда всё понимал. Я хочу, чтобы он был рядом.»
– Роберт. Приезжай… Ты мне очень нужен… Я в больнице…

Спустя шесть часов после звонка Роберт ворвался в палату Иден, по дороге успев поразить воображение встречных медсестер мужественной внешностью, а лечащего врача очевидным волнением. Медсёстры заворожено смотрели на него, поочередно толкая друг друга – «смотри, какой мужик классный»… «прямо как в кино…». Пожилой врач, не спавший двое суток, мрачно думал ему вслед – «нам тут только мелодрам не хватало…», «ни о чём люди не думают…».

В первую минуту Роберт не поцеловал Иден, только нежно провел рукой по лицу и погладил по голове, мельком удивившись, какая у нее замечательная больничная рубашка. Подумал, что в этой глупой белой больничной рубашке Иден должна была бы быть «как все», но даже в этой рубашке она не была и не может быть как все.
Она потянулась к нему, прижалась, заплакала. Он обнял, поцеловал в глаза. Он всегда так делал, и ей становилось легче…
– Всё, всё, теперь всё будет хорошо… Всё…всё…, – шептал он горячими губами. А она только всё крепче и крепче прижималась к нему и плакала.
– Теперь ты моя, только моя, Иден, – продолжал шептать он. – Ты всё окончательно решила, Иден? Правда?

Она пыталась объяснить ему, что совсем ничего не решала – просто не успела, всё так быстро произошло; что пыталась звонить ему, а он не отвечал; что это его ребёнок, и у неё эти ужасные антитела; а самое главное, что ей нужно, просто необходимо, чтобы он был рядом, просто был рядом. Она пыталась рассказать ему, как боялась себя, боялась думать о нем, боялась всего. Но ей было очень сложно сосредоточится, от того что он находился теперь так близко, касался губами глаз, шевелил дыханием волосы. Он целовал её, шептал «любимая»; каялся, что хотел навсегда забыть о её существовании; говорил о том, что жизнь потеряла всякий смысл после того, как они расстались. Он уверял её, что их новая встреча и любовь не случайность, а судьба; что этот ребёнок теперь навсегда связал их между собой. В эти минуты острого щемящего единения им обоим снова казалось, что они одни в этом мире – больше никого нет – ни в прошлом, ни в будущем, ни рядом, ни вокруг, ни в целом свете…

– Ты всё окончательно решила, Иден? Ты готова?– снова спросил Роберт.
Две проходившие мимо палаты медсестры, встрепенулись на подслушанную фразу «… решила?...», навострили ушки и синхронно остановились. Девушки подались вперед, смотрели, наслаждались, словно им показывали кино про любовь.
– Я ничего не решила, не успела, – снова честно ответила Иден. – Всё так сложно… Мне просто очень нужно, чтобы ты был рядом…
– Теперь я рядом. Круз всё знает?
– Да…, – Иден отвернулась к стенке и закрыла глаза.
– Прости, прости меня, любимая. Я понимаю, что всё не просто. Врач сказал, тебе нельзя волноваться. Пожалуйста, не плачь, – Роберт стал так печален и так невыносимо красив, что две медсестры в унисон вздохнули.
– Не могу…
– Не бывает безвыходных ситуаций. Ты же любишь меня, Иден?
– Да, люблю, – медсёстрам захотелось щелкнуть пультом, чтобы увеличить звук.
– Тогда, всё будет хорошо. … Взгляни на меня… Я обещаю, – сказал он, и дыхание перехватило от нежности.

А у медсёстёр в коридоре тоже перехватило дыхание – от обиды. У первой не так давно случился в точности такой же разговор. Она все твердила, как заклинание «что ты решил, что ты решил?», а мужчина в ответ улыбался и отводил глаза. А вторая не так давно сделала аборт, и её уговаривали сделать этот аборт как можно быстрее, немедленно, сию же минуту.

– Самое главное, чтобы ты сама всё решила, Иден. Решила окончательно. Ты готова? … Ну чего ты боишься?... Эй.
– А ты храбрый, да?
– Теперь, да…
Роберт легко коснулся её живота и хрипло спросил:
– А как ты поняла, что это именно наш ребёнок?
– Я сразу почувствовала, а теперь и врачи сказали.
– Наверное, он уже шевелится? – ему на миг показалось, что он чувствует лёгкое постукивание маленьких ножек, слышит биение крохотного сердечка.
– Глупый, это ещё не скоро. Я даже не знаю, кто это будет – мальчик или девочка.
– Я уверен, что будет мальчик. Наш мальчик.
– Хорошо, пусть будет мальчик.
– А давай спросим у него. Сынок, что нам делать? Он говорит, мама и папа должны быть вместе.
– Только мама замужем уже.
– Сынок, мама говорит, что она замужем. А он отвечает, что нужно разводиться.
– Роберт, хватит шутить. Развод – это серьёзно. Всё очень серьёзно.
– И я говорю серьёзно. Ты подпишешь документы, и мы уедем. Можно прямо сейчас уехать. Что это единственная больница в стране?
– Как ты себе это представляешь? Разве я могу так поступить? Мы столько лет вместе с Крузом. А как же дети? Адриана не вынесет такого удара. А моя семья? Я не знаю, как и что им рассказать о нас.
– Перестань себя мучить. Можно же всё спокойно обсудить и решить. Другие, как то это решают. Расскажи правду. Адриана уже взрослая девочка, она всё поймёт. Если не сейчас, то позже поймёт. Ты же не с ней будешь разводиться, в конце концов.
– Ты не понимаешь… Вот так просто взять и уехать … невозможно и всё. Круз сам никогда не заговорит о разводе. Мне придётся просить самой.
– А ты готова попросить?
– Я же не могу поступить, как предатель, правда? Круз ни в чём не виноват. Я обязана честно поговорить с ним. Я должна всё объяснить детям. Я не могу просто убежать и исчезнуть…
– Исчезнуть, как предатель, убежать… Иден, зачем ты всё усложняешь. Хорошо, не надо никуда бежать… Но нужно прекратить прятаться и обманывать…
– Мне очень страшно, Роберт.
– От себя не спрячешься…

Роберт снова целовал Иден, убирал губами слезинки с глаз, шептал «любимая», «единственная» и ещё что-то непонятное, сам был таким любимым и таким единственным, что Иден внезапно почувствовала, что больше не существует, а тает потихоньку от любви и печали, как лёд в бокале под летним солнцем. В первую очередь от нее оттаивали такие важные части тела, как, например, мозг. И обе медсестры, забыв про работу, тоже таяли от мгновенной нежности и жалости к Роберту Барру, такому мужественному, такому красивому. Теперь и Иден, и девушки, все втроем таяли от любви и печали.

– Адриана и Чип… это естественно, что ты думаешь о детях, но мы что-нибудь придумаем… Я уже их люблю, честно…
– Ты не понимаешь…
– Нет, я понимаю, Иден. Тебе страшно решиться изменить свою жизнь.
– Всё так запуталось…
– Иден, но решать то надо.
– Я решаю.
– Подсказка нужна?
Иден улыбнулась, кивнула, приникла, обняла…

И тут опять зазвонил телефон, прямо как в кино….
– Как ты себя чувствуешь, Иден? – в трубке прозвучал голос Круза.
– Всё хорошо, спасибо.
– Я говорил с доктором Коллинзом. Он обещал подключиться.
– Он уже был у меня.
– Что ты решила, Иден? – произнёс фразу дня капитан Кастилио.
– Я не уеду из Санта Барбары, Круз.
– Это тебе решать. Я хотел как лучше. Успокойся, тебе нельзя нервничать.
– Ты всегда знаешь как лучше, – отключила телефон, а потом выключила, совсем выключила, чтобы он больше не звонил, и подняла к Роберту несчастное злое лицо.
– Тебе пора уходить, Роберт. Я не хочу, чтобы ты встречался с Крузом. Тебе не надо останавливаться в Кепвелл Отеле.
Он нахмурился, посмотрел нежно и сердито, но ничего не ответил, пошёл к двери, а потом стремительно вернулся и обнял Иден. Ей сразу так захотелось уверенно сказать ему «да», и сразу стать легкой, как пёрышко, и воздушно-смешливой, и спокойной, как бывает, когда решение принято, и решение правильное.
– Я всё решу. Обещаю. Я буду сильной и не буду бояться. Главное, что ты приехал. Ты рядом. Я люблю тебя.
– Тише, тише, родная. Успокойся. Всё образуется. Нам некуда спешить. Мы подождём. Сейчас, ты и ребёнок – самое главное. Ты поправишься, и мы всё решим вместе.

Они ещё долго сидели вдвоем, обнявшись, щека к щеке, и держались за руки как растерянные школьники.

Edited by Niro, Saturday, 25 August 2012, 14:22:47.

Спасибо. Просто спасибо

С интересом прочитала продолжение.

Quote

Дело в том, что прощение (истинное, в душе) не приходит за одну секунду. Сразу не получится, поэтому и не получилось. Нужно остыть, переварить… Я считаю, что не получилось помириться не потому, что это невозможно, а потому что герои хотели быстро, а быстро не бывает.

Quote

Вот я не знаю, специально ли авторы фанфика приводят такие ассоциации, или это случайно выходит... Но я вот тоже по написанному в фанфике (по ранее написанному) сравнила бы чувства Роберта к Иден с наркоманской ломкой. Не с любовью – светлой, прекрасной, дающей силой бороться с трудностями, а с ломкой. Без наркотика у наркомана ломка, но когда он получает вожделенный наркотик, он не становится счастливее, он получает только иллюзию счастья, да и то ненадолго, через некоторое время и наркотики уже не помогают.
Вот сейчас Роберт получил вожделенный наркотик. С огромным любопытством я буду наблюдать, что у них с Иден будет дальше, как они будут решать проблемы, и как себя будет чувствовать Роберт без боли. Он всю жизнь жил в ломке, с одной только болью, а теперь без боли как-то и непривычно… С большим любопытством я за ним понаблюдаю.

Quote

Ага, оно и видно, как Роберт уже любит Чипа и Адриану. Показательно очень, как он отмахивается от них и от проблем Иден, главное, чтобы она разводилась и все. На чувства Адрианы (ну, и Чипа тоже) Роберту плевать с высокой колокольни. Впрочем, это и естественно - они ему чужие. Но для Иден-то они не чужие, и то, что важно для нее, неважно для Роберта...
Ну что ж, посмотрим, как Иден будет жить с таким Робертом, будет ли она рада своему выбору.

Edited by Иден Кастилио, Sunday, 26 February 2012, 14:39:08.