Зеленые стихи - Ее звали Никита: архив фанфиков

Все события являются вымышленными. Возможно.

Та ли сторона луны?
Та ли сторона медали?
То ли мы любовь нашли –
То ли потеряли…
У медали две стороны,
Этой мы не знали.

И. Дубцова

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Последний дубль. «Я люблю тебя». Сухим шепотом слова прощальные слова Майкла упали с его губ. Роль, которая отняла 5 лет жизни, была закончена. Пережита. Пройдена. Предстояла долгая и трудная работа над ошибками – возвращение к себе, в реальную жизнь.

*******

Их совместная работа началась в серии «Любовь». Сейчас, вспоминая это, он подумал, что юмор судьбы бывает жестоким. А тогда, нащупывая рисунок своей роли, изо всех сил концентрировался, боролся с непонятной дрожью и пытался погасить предательский блеск в глазах. Ему трудно было смотреть на нее. Черный парик скрывал ее ржаные локоны, а в голубых глазах сверкала сталь. Опасная, дерзкая – она могла просто молчать, - и все равно притягивала взгляд. Как огонь, пламя которого влечет – и обжигает. Как их первый поцелуй.

Он был таким «непрофессиональным»!... слишком откровенным, интимным... Его не могли видеть камеры «Бауэра», но те, кто стоял за настоящими камерами, не могли не заметить того, КАК была «сыграна» сцена. Молчаливые законы кинематографа запрещали неоправданные «проникновения». Но ни он, ни она и не думали играть. Что-то похожее на цунами, накрыло этих двоих с головой, накатило нежданно и непрошено – и сопротивляться стихии не было сил….

«Стоп!!!»… После этих слов группа еще минуту стояла молча, оцепенев, пытаясь не смотреть туда, куда направлены камеры… Слишком достоверными были чувства, хлынувшие в объектив. Первым нашелся режиссер:
- Пета, ты……….. переигрываешь. Ты еще не любишь его… не можешь любить. Ты должна быть холодней, сосредоточеннее, что ли… Ты «работаешь» на Бауэра, а не соблазняешь Роя…. то есть Майкла, конечно же…..

*******

И все же при монтаже в картину вошел тот самый дубль. Но она не любила пересматривать эту сцену. Сейчас, когда последний сезон подошел к концу, у нее было странное чувство – обида, горечь, усталость смешивались с щемящей благодарностью. Благодарностью за то, чего не было. Так было с ней впервые. Ее взрывной нрав заставлял сначала делать, а потом – временами – жалеть об этом. Но жалеть о том, чего не произошло, было не в ее правилах. И все же… все же…

Она вспомнила съемки 2.01… «Обнаженка» – сложный жанр. Бог мой, как глупо она вела себя на площадке!.. Краснея от одной мысли о том, что ей предстоит провести несколько часов в свете софитов, без единого покрова, полностью открытой, беззащитной, - она случайно встретилась глазами с его твердым спокойным взглядом. Он стоял почти обнаженный – и гример торопливыми мазками заканчивала свою работу. А он… он уже был Майклом – и казалось, что мощная энергия этого образа плыла высоко под сводами съемочного павильона.

Ее растерянность не укрылась от его глаз. За ее грубоватыми шутками и хриплым грудным смехом он видел беззащитность ребенка – и смущение, и готовность расплакаться от такой мелочи, как неудавшийся дубль… Включились камеры, осветитель направил слепящий луч прожектора в их сторону – и, пользуясь тем, что теперь уже можно, он привлек к себе ее дрожащее тело, провел ладонью по мягкой пряди волос и бледной щеке, и спрятал ее метущийся взгляд на своем плече…… «Стоп!... МО-ЛОД-ЦЫ!!!» - восхищенно прогремел режиссер. Закипела работа…

*******

Однажды в гардеробе Никиты появились очки с яркими желтовато-зелеными стеклами. Костюмер никак не могла вспомнить, кто и когда приобрел их. Только два человека в группе знали тайну этих очков…

Они сидели рядом на ступеньках в углу павильона в перерыве между съемками и молча глотали обжигающий кофе. Вдруг, повернувшись к нему, она улыбнулась и сказала:
- Знаешь, я сделала себе подарок. – И в ответ на его вопросительный взгляд, достала из кармана куртки те самые очки. – С ними я могу увидеть мир твоими глазами. Может быть, теперь я пойму, за что ты так любишь свои дремучие квебекские леса…

Он коснулся ее щеки и засмеялся:
- Ты как ребенок – тебе сложно представить, что что-то может быть не только твоим… - и тут же поправился: - Не только таким, как ты это видишь… Тебе требуются шоу, феерии, эскапады… и ты заслуживаешь это. Но не всем нужна такая жизнь, какую ищешь ты…

*******

Неделю спустя, сверкая глазами и счастливо улыбаясь, она отвечала на вопросы репортеров:
- Рой - потрясающий партнер!… он красив, загадочен и так сексуален!... в нем столько мужественности!... И одновременно он очень мягкий, чуткий!.. просто удивительный!!!….

*******

После сложного и длинного разговора от него ушла Селин. Прилетев на выходные в их старый дом, он обнаружил остывшую постель, пустые шкафы и идеальный порядок в огромных опустевших комнатах. Именно этот порядок – в противовес их обычному уютному бедламу, когда за диванной подушкой можно было обнаружить ее маленький тапок, – именно это называлось одиночеством.

Она понимала, что им нужно отдохнуть друг от друга. Она видела, что он разрывается, между любовью, которую день за днем проживал на площадке – и той жизнью, к которой принадлежала она. Ее уход не принес ожидаемого облегчения. Не было свободы - появилась только пустота. А голубые глаза, настойчиво искавшие его глаз на съемках, почему-то стали казаться холодными и далекими…

*******

Однажды, после тяжелого съемочного дня, Пета, едва смыв остатки грима, ввалилась в его номер с бутылкой виски, значительная часть которой огнем горела внутри нее. Он не был удивлен - и не был рад такой встрече. И все же, отступив на шаг назад, позволил ей войти.

Она молола какую-то чушь, теребя распущенные волосы и пряча глаза под темными очками, и в какой-то момент, потеряв равновесие, едва не рухнула к нему на руки. Нечаянно… ну, почти. Он освободил ее от бутылки (остатки виски едва не расплескались по ковру) и усадил в самое безопасное место – в кресло, которое не могло вместить двоих.

- Ты устала… мы все устали.

Кончик ее губ пополз вверх в болезненной усмешке:
- Ты – настоящий джентельмен…. – произнесла она сквозь зубы, а потом – неожиданно перешла на крик: - ЧЕРТ ПОБЕРИ ТВОЕ ЧЕРТОВО ВОСПИТАНИЕ!!!... Ты когда-нибудь говоришь то, что думаешь?... Ты когда-нибудь выпускаешь наружу свои настоящие чувства???... не свои чертовы МАНЕРЫ, не свое представление о том, как ты ДОЛЖЕН поступать, и что говорить, а свое ЖЕЛАНИЕ, свою СТРАСТЬ, САМОГО СЕБЯ, НАКОНЕЦ?????!!!!!!!.....

Он казался спокойным и немного уставшим. Лишь легкая дрожь в руках – если бы она могла ее заметить – была эхом клокотавших в нем чувств. Но ей казалось, что ему все равно.

Опустив глаза, он помолчал, а затем произнес:
- …Я сварю тебе кофе.

- ПОШЕЛ ТЫ!!!!!!!!!!.... – взвизнув защелкой, за нею шумно захлопнулась дверь.

…Только случайные прохожие могли заметить, что на его балконе еще долго мигал нервный огонек сигареты. К утру в пачке «Galouises» не осталось ни одного аргумента против здорового образа жизни, который вел безупречный Майкл Сэмюэлл. Иногда ему хотелось быть Майклом, решение проблем которого было так легко найти – стоило лишь перевернуть страницу сценария.

.... Начался новый съемочный день. Она была тихой, будто раскаивалась в том, как вела себя вчера. И такой она была для него опасней, чем сотни самых страстных женщин, которые когда-либо добивались его любви. Тогда он решился поговорить – и расставить все точки над «и».

*******

Пресс-конференция была насквозь театрализованной, а группа – измученной плотным графиком съемок (серии пытались втиснуть в программную сетку). Но прямой эфир самого рейтингового телешоу заставил всех собраться с силами – и «первый отдел», как всегда, «отработал» на высоте.

Пета выглядела напряженной, но бравировала кипучей энергией. Человеку, мало знакомому с ней, могло показаться, что она довольна жизнью, счастлива, светится оптимизмом… Реплики журналистов она отбивала игриво – и охотно:
- …О, спасибо за вопрос! – (улыбка). - Рой? – (чуть сдавленный смех). - Чрезвычайно сексуальный сукин сын!...
И Рой смеялся в ответ. Шоу продолжалось.

*****

Сейчас, вспоминая то интервью, он грустно усмехнулся. А потом в его памяти всплыл четвертый сезон. Снималась их самая длинная – и одна из самых откровенных сцен – главная часть терапии после процесса Гельмана. Пета вела себя профессионально – и отстраненно. Она внимательно выслушивала советы режиссера, терпеливо подавалась навстречу рукам гримеров, которые старались придать ее облику естественную растрепанность и открытость. Она, как лампочка, включалась и выключалась по команде «мотор!», выдавая «правильные», четко взвешенные чувства.

Сложнее было с Роем. Возможно, давала себя знать накопленная усталость. Сейчас, в этой сцене, она была более чем уместной – ее оправдывали несколько ночей, проведенных Майклом без сна для спасения любимой.

Режиссер уже несколько серий подряд методично боролся с его напускным равнодушием. Но в итоге решил, что образ только выиграет от явной эмоциональной усталости актера – в конце-концов его герой потерял слишком многое, чтобы остаться чутким, открытым и восприимчивым – даже в отношениях с любимой.

Рейтинг был стабильно высок – а потому режиссер перестал досаждать Рою своими советами. В конце концов, считал он, сохранять пламя, 4 года целуя одну и ту же женщину, сложно даже в рамках брачного контракта, не говоря о контракте со студией. Тем более, что в сценах прощаний Рой как будто оттаивал. На съемке, когда Никиту «отпускали» из отдела, вдруг ожили его глаза, «включилось» что-то настоящее, искреннее – его Майкл снова казался человеком…

Знал бы он, какой ценой давались Пете эти прощальные сцены!... На вокзале, в последнем эпизоде ее слезы сами катились из глаз – она была почти некрасивой, как не бывает красивой настоящая боль, которую год за годом пытаешься забыть, вытравить, перечеркнуть – со всем пылом, на который способна...

*****

«Такую, как ты, невозможно забыть», - застучало в его виске, когда ее силуэт последний раз мелькнул в окне отъезжающего автомобиля. «Спасибо тебе… за все», - подумала она, когда за нею захлопнулась дверь. Темные очки, преданные хранители тайн, скрыли от чужих глаз ее прощальный взгляд на того, кто стоял вполоборота, не глядя в ее сторону.

Вокруг него крутились какие-то люди из съемочной группы, но на его фоне они казались тенями – как туманный хвост ярких комет, которые несутся вперед, привлекая к себе взгляды, и оставаясь одинокими – до тех пор, пока пути двух комет не пересекаются на звездных дорогах Вселенной. Но, пролетая рядом, они бывают вместе лишь несколько мгновений – как вспышка в ряду световых дней и лет. Но эта короткая вспышка может согреть тех, кто наблюдает за ними из окон своих домов на далеких-далеких планетах, где, возможно, не бывает такой яркой – и такой безнадежной любви…

Она сняла темные очки и закрыла ладонью глаза, влажные от слез и бесконечной усталости. А затем, роясь в бездонной дорожной сумке в поисках платка, наткнулась на зеленые очки – эхо их первого рабочего сезона. Задумчиво проведя рукою по стеклу, она заметила глубокую трещину, которая пролегала от самого края стекла до металлической дуги на оправе.

После секундного размышления, Пета надавила на трещину – она не сдавалась. Тогда, в последний раз взглянув на мир сквозь зеленое стекло (оно показалось каким-то тусклым), она открыла окно автомобиля, и вытянула руку. Пальцы дрогнули – и отпустили тонкие дужки оправы. Зеленые брызги рассыпались по мостовой – как хрупкий мост, которым пытались соединить два далеких и таких чужих друг другу берега. Дверь в прошлое закрылась на крепкий засов.

*****

Дом встретил его молчанием. Он бросил чемоданы на пороге, и направился в лес. На их поляне дрожало пламя костра. Селин сидела на огромном сухом бревне – и держала в руке тонкую ветвь, которой помешивала трескучие поленья. Ее тонкая шея выглядела еще более хрупкой в колючем и толстом воротнике его огромного свитера.

Она взглянула на него, напряглась на мгновенье, а потом, вздохнув, похлопала по бревну, приглашая сесть рядом. Он присел, взял в свою руку ее тонкие пальцы, заглянул в глаза – она не ответила на его взгляд. Мгновенье они молчали, сидя плечом к плечу и глядя на танцующее пламя. Потом она порывисто обняла его и зарылась лицом в его волосах, прошептав:

- Не говори ничего!... ничего не было. Ты дома. Остальное – неважно.

Он молча кивнул, вдыхая родной и свежий запах ее кожи, смешанный с запахом костра, мха и хвойного леса… Его дом был там, где была она. Иначе быть не могло.

В это же время по безоблачному небу над их головой, метнув туманным хвостом, пронеслась одинокая комета… Она оглянулась на густой непонятный ей лес – и улетела к себе. Чтобы гореть, сверкать, привлекать восхищенные взгляды…